– Почему?

– Потому что не осознали свою волю и не подтвердили её вслух, – удивляясь невнимательности господина, Жанетта зажгла светильники и встала возле двери. – Госпоже нужно одеваться и ехать домой.

Арман сел на кровати и взлохматил волосы, покачал головой:

– Почему с вами так сложно? Выйди. Я замутил это болото, мне его и чистить…

*****

Завершить диалог с Арманом на мирной ноте не получилось. Мари как-то не учла, что, призвав в свидетели Чёрного Некроманта, тем самым предоставила ему шанс повеселиться за чужой счёт. Тёмная сущность, едва её призвали в свидетели, неотлучно находился в комнате, наблюдая за происходящим и перебивая диалог двух незадачливых любовников так, что его, Некроманта, слышала одна Мариэль, а Арман не понимал странных фраз девушки.

– Покажи мне огонь, я хочу убедиться, что с тобой всё в порядке, – потребовал Арман, слегка потерявший терпение от диалога, заметно переходящего в абсурд.

– Со мной всё в порядке! – она вытянула руку и призвала огонь.

Вспыхнувший яркий шар на ладони вдруг пшикнул и выбросил струйку дымка. Вместо того чтобы расстроиться, Мариэль улыбнулась и посмотрела куда-то в пустоту, как будто рядом с юношей находился некто третий.

– Твоя ментальность поддерживала огонь, – вынес вердикт Арман, испытывая сильнейшее чувство вины, – ты должна забрать свой дар. Это вопрос твоей безопасности, почему так сложно это понять, упрямая ты?

– Хорошо, давай об этом завтра поговорим, – спокойно согласилась Мари и указала на дверь. – А сейчас я хочу уехать домой.

Опустила руку, и с той слетел на пол щёлкнувший браслет. За ним покатился второй, заставляя юношу побледнеть.

«Вот такие финалы драмы я люблю!» – в голове Мари гоготнул голос Некроманта, снявшего браслеты. Если бы можно было ударить эту сущность, невидимую никому, кроме самой девушки, она бы это сделала с особенным наслаждением.

Впрочем, появившаяся Жанетта успешно справилась с задачей по изгнанию непрошенных некромантов, начав молиться и призывать Владычицу. Чёрный провокатор ретировался, и Армана с трудом выставили за дверь.

Мари с удовольствием глотала ароматный травяной вар из неглубокой чаши, поставив локти на столик и по-рассеянности демонстрируя руки без украшений.

– А где твои браслеты? – Тринилия сразу заметила и нахмурилась. Что успело случиться с несносной девчонкой? Илария месяц тренировалась сдерживать желания, а наследнице её дара понадобилось меньше недели.

– Обещаешь не ругаться? – Мари колебалась, не зная, до какой степени откровенности стоит дойти.

– Посмотрим, – бабушка подпёрла щеку ладонью. – Конечно, юный помощник сира Фелиса постарался? Ты весь вечер посвятила ему, я надеялась увидеть тебя порхающей по залу со сверстниками, но нет – всего один танец с Делоне, и тебе стало скучно… Как этот Ленуар тебя развлекал? Ладно, ладно… говори всё. Догадываюсь, не удержались и поцеловались, – покрасневшая и опустившая глаза в чашу внучка подтвердила бабушкину догадку. – Каков он?

Мариэль похлопала по горящим щекам, смущаясь. Жанетте пересказывала – уснуть потом не могла, и опять бередить душу?

На периферии зрения произошло шевеление, как если бы покрывало на бабушкиной кровати само собой задвигалось. Девушка повернула голову и взвизгнула радостно:

– Сир Мату! Абитат! Абитатик! – сорвалась с места и сграбастала питомца, прижала к себе, целуя в притворяющуюся недовольной морду.

– Слава Владычице, ты его заметила! – усмехнулась добродушно Тринилия. – А уж он как по тебе скучал!

Похожее на кота существо, маскирующееся на поверхности, подобно хамелеону, за счёт изменения цвета короткой шерсти, затарахтело, милостиво позволило уложить себя на колени и почесать живот.

– Не отвлекай, хитрюга, – сказала Тринилия абитату, – я всё ещё жажду услышать подробности.

Оттягивая момент с откровением про качество поцелуев, Мари рассказала в общих чертах о своём впечатлении от королевского дворца, ночного парка и Ирминсуля. Тринилия вдруг подобралась, спросила, повёл ли молодой человек туда Мари, чтобы установить истинность их пары. Внучка вторично вспыхнула:

– Ой, бабушка! Вовсе нет!.. Не знаю, – под пронзительным взглядом сдалась, – не знаю… Мы просто собирались посмотреть на Ирминсуль, Анри пообещал.

– Что ты узнала? – напряжение во взгляде бабушки выросло.

А Мари как на стену налетела. Вспоминать откровение не хотелось: от тех картин, что были ей показаны, плакать можно было не переставая:

– Что происходит под Ирминсулем, остаётся под ним, – ответила тихо, сосредотачиваясь на тарахтящем абитате, – я не могу это рассказать.

– Связано ли это с нашим Ирминсулем? – дрогнувшим голосом спросила Тринилия.

Мари удивлённо подняла голову и увидела: с бабушкой происходит то, чего она себе никогда не позволяла на людях, – волнение в крайней степени. Руки девушки разжались, и Мату шлёпнулся на пол:

– Ты… ты тоже знаешь? – в положительном ответе можно было не сомневаться: страдание на лице Тринилии ответили за неё, и Мариэль бросилась к ней, обняла её колени, – бабушка! Бабушка! Как хорошо, что ты тоже… знаешь…

В комнате искрило напряжение, но у абитата было своё мнение на этот счёт. Всхлипывания двух женщин его не волновали, животное разыгралось, носясь по комнате. Запрыгнул на конторку, схватил одно из писем, свёрнутое в трубку, и утащил в центр комнаты, подбрасывая бумагу и кусая ленту, обхватывающую письмо.

– Я знаю, что делать, бабушка! Я всё сделаю! – шептала Мари, голову которой гладили дрожащие пальцы.

Сдержанная на людях Тринилия взорвалась слезами, и сквозь горловые спазмы хрипло выдавила:

– Моя умница…

Абитат тем временем собрался, кажется, сожрать письмо целиком. За этим незатейливым делом животное и плачущую Тринилию застала вошедшая Илария. В первые мгновения она не заметила дочь, стоящую за столиком на коленях и склонившую голову на бабушкины руки:

– Не могу найти Мариэль, на её двери отслеживающая печать. Жанетта, говорит, что она ночевала в другой ко… Это ещё что такое? – Илария забрала у абитата уцелевшей клочок бумаги, вопросительно посмотрела на Тринилию, протянувшую в мольбе руку, как будто прося: «Не читай!». Заметила дочь у ног бабушки: – Мари, ты здесь? Мама, что происходит?!

Илария перевела взгляд на бумагу, развернула, всмотрелась в буквы:

– Это… прощальное письмо? Мама? – и по лицу матери она всё поняла: что-то случилось. Или мать только ждала этого дня, чтобы попрощаться с семьей. Неужели не смирилась со смертью отца?

– Да ты с ума сошла! – рявкнула Илария. – Сейчас, когда всё хорошо? Ты поэтому поехала с нами на бал с нами, чтобы попрощаться?

За спиной Иларии синхронно ахнули два голоса – Наны и Жанетты. Мариэль ошеломлённо уставилась на лицо сжавшей губы Тринилии. Разразившиеся одновременно голоса служанок и Мариэль напугали абитата, тот забился под стол, ближе к ногам хозяйки.