Французы выбрали пунктом высадки Сид-эль-Феррух, небольшой полуостров, расположенный в пяти лигах к западу от Алжира и в полумиле к востоку от реки Массафран, где она впадает в залив. 14 июля войска высадились здесь, не встретив никакого сопротивления.

После нескольких стычек и сражений с алжирцами армия подошла к их столице на расстояние пушечного выстрела. Здесь она остановилась и начала окапываться. Когда строительство траншей было завершено, были установлены тяжелые осадные орудия. На рассвете 4 июля генерал Лаит лично обошел все позиции и, убедившись, что все готово, приказал дать сигнальную ракету. Увидев ее, французские батареи открыли огонь прямой наводкой по стенам города. Алжирцы, не ожидавшие такого скорого штурма, бросились на свои места. Французские артиллеристы стреляли очень метко; на каждой батарее, которая обстреливала продольным огнем форт, увидели, что ее ядра выкосили целый ряд алжирских пушкарей, стоявших у своих орудий. Оборонявшиеся демонстрировали чудеса храбрости; они отвечали залпом на залп, ставили новых людей к тем пушкам, которые лишились своих расчетов; затыкали мешками с шерстью бреши, пробитые ядрами, быстро заменяли орудия, уничтоженные французскими артиллеристами, на новые и ни на минуту не ослабляли своих усилий. Но их примитивные оборонительные сооружения не могли противостоять научной точности, с которой организовывал свои атаки противник. Французскими ядрами была полностью разрушена башня в центре города; от взрывов снарядов погибло много защитников. К семи часам осажденные начали покидать самые разрушенные участки стен и башен; к половине восьмого оставили всю внешнюю линию обороны, а к девяти часам форт окончательно замолчал. Турецкий генерал, поняв, что сопротивление бесполезно, послал гонца к дею за дальнейшими инструкциями. Дей приказал ему отойти с остатками армии в Кассаубу, оставив трех негров для взрыва форта. Спокойствие, с которым они выполнили это задание, заслуживает того, чтобы о нем было рассказано. Услышав, что орудия форта замолчали, французы приложили все усилия, чтобы пробить в стенах брешь. Форт, казалось, был совершенно пуст, лишь два красных флага развевались на его внешних стенах, а третий – на углу, обращенном к городу. По стене спокойно шли три негра, время от времени поглядывая вниз, словно желая убедиться, что брешь еще не готова. В одного из них попало ядро, и он упал, а остальные, желая отомстить за него, подбежали к орудию, направили его на французов и дали три залпа. После третьего орудие перевернулось, и они не смогли вернуть его на место. Негры попытались выстрелить из другой пушки, но, когда они ее поднимали, одному из них вражеским ядром оторвало ноги. Оставшийся негр посмотрел на своего товарища, оттащил его подальше от края стены, а потом снова подошел туда и принялся осматривать брешь. После этого он снял один из флагов и ушел внутрь башни; через несколько минут он вернулся, снял второй флаг и спустился вниз. Французы продолжали стрелять; брешь была уже почти готова, как вдруг раздался ужасный взрыв, от которого затряслась земля. Над крепостью поднялся гигантский столб дыма, в котором мелькали проблески огня. В небо на огромную высоту взлетели обломки стен, и на землю посыпались пушки, камни, бревна, снаряды и мертвые тела. Негр сделал свое дело – форт был взорван. Через полчаса французские саперы и минеры вошли в крепость и принялись расчищать дымящиеся завалы. Их авангардные части изучали склон холма у форта Баб-Азуна, а инженеры расчищали площадки для установки орудий в семистах метрах от Кассаубы. Но все эти работы вскоре были свернуты; дей решил отказаться от сопротивления, и в два часа появился парламентер под белым флагом. Это был Сиди Мустафа, личный секретарь дея, которому было велено сообщить французам, что дей готов возместить им стоимость всей экспедиции, отказаться от всех своих претензий к Франции и выплатить репарации, которых потребует французский генерал, при условии, что Алжир останется в его власти. Бурмон заявил, что обещает лишь одно – сохранить жизнь дею и обитателям города. Если же ворота не будут открыты, он прикажет возобновить обстрел. Не успел Мустафа удалиться, как появились два других парламентера, которых послал уже не дей, а горожане. Это были: турок по имени Омар и мавр по имени Будерба, которые некоторое время жили в Марселе и хорошо знали французский. Им был дан тот же ответ, что и Мустафе, но они оказались лучшими дипломатами, чем он. Они заявили, что если он откажется от всех условий янычар, то те организуют отчаянное сопротивление и перед сдачей уничтожат все богатства города и взорвут все его форты. Бурмон, прислушавшись к их доводам, смягчил свои требования, и Мустафа, явившийся к нему на этот раз в сопровождении английского вице-консула, который согласился выступить в роли посредника, выдвинул следующие условия: «1. Форт Кассауба вместе со всеми другими фортами, зависящими от Алжира, а также гавань в десять часов утра 5 июля должны быть переданы французским войскам. 2. Главнокомандующий французской армией гарантирует дею Алжира личную свободу и сохранение всего имущества, которое ему принадлежит. 3. Дею предоставляется право уехать вместе с семьей и имуществом туда, куда он пожелает, а пока он будет жить в Алжире, он и его семья будут находиться под защитой главнокомандующего. Безопасность его самого и его семьи будет обеспечивать охрана. 4. Те же самые условия и защита гарантируется всем солдатам-ополченцам. 5. Мусульманам гарантируется свободное исповедание своей религии; свобода жителей города всех классов, их религия, собственность, торговля и промышленность не понесут никакого вреда; к женщинам будет проявлено уважение – генерал берет это под свою ответственность. 6. После ратификации этого договора, которая должна состояться до десяти часов утра 5 июля, французские войска немедленно займут Кассаубу и другие форты».

Эти условия оказались гораздо более мягкими, чем те, которые мог ожидать дей, поэтому он, ни минуты не раздумывая, согласился их выполнить. Он попросил только дать ему два дополнительных часа, чтобы собрать свои вещи и уехать из Кассаубы. Это время ему было даровано. Читатель, наверное, удивился, почему дею и его янычарам было позволено сохранить награбленное добро под видом частной собственности; но граф де Бурмон, довольно одаренный человек, обладал слабым характером, и в данном случае хитрый мавр сумел обвести его вокруг пальца. На следующее утро из Алжира бежало множество людей, нагруженных товарами, ценными вещами и деньгами. Они покидали город через ворота Баб-Азуна и уходили по дорогам, которые вели к Константине и Бледе. Около сотни арабских всадников гарцевали на берегу, прикрывая их бегство. Однако французские войска ни во что не вмешивались; флот, который снова появился в гавани, тоже сохранял спокойствие!

В двенадцать часов генерал со всем своим штабом, артиллерией и многочисленной охраной вошел в Кассаубу; одновременно французскими войсками были заняты и другие форты. Никто не явился, чтобы официально их сдать; не было и местных жителей, которые пришли бы поинтересоваться, кто будет их теперь защищать, однако в целом солдаты вели себя, по крайней мере в этом случае, с удивительной сдержанностью, и грабежом занимались в основном мавры и евреи. Об одном таком случае хочется рассказать особо. Министр финансов передал общественную собственность комиссионерам, которые были назначены специально для этой цели. Среди других таких учреждений был и монетный двор. Комиссионерам был передан чек на 25 или 30 тысяч франков – столько стоили серебряные слитки, хранившиеся там. Дверь монетного двора была опечатана, и к ней приставили часового. На следующее утро печать была не тронута, часовой стоял на месте, а серебро было вынесено через небольшое отверстие, проделанное в задней стене.