Я оплакиваю мать, оплакиваю с удвоенной силой потому, что вместе с ней умерли и мои надежды — ведь ее письмо, такое важное письмо, так и не было отправлено.

Тремя днями позднее меня вызывает сама королева.

И я с некоторым облегчением покидаю затянутый черными драпировками дом, где в часовне под богатым покровом из дамаста с золотой нитью лежит в гробу моя мать.

Елизавета одета в черное, на фоне этой одежды неестественная белизна лица делает ее похожей на призрак. Я вижу королеву впервые после того ужасного дня, когда потеряла самообладание и посмела ей возражать. Хотя держится она со мной, как всегда, холодно и настороженно, я вижу, что Елизавета искренне расстроена.

— Я оплакиваю вместе с вами эту утрату, леди Катерина, — произносит она. — Ваша мать была моей возлюбленной кузиной и подругой.

— Благодарю ваше величество за доброту, которой, признаюсь, не заслужила, — смиренно отвечаю я, опустив взгляд.

— Мы сейчас не будем об этом говорить. — Она смотрит на меня в упор своими холодными, как всегда, глазами. — Я вызвала вас сюда, чтобы сообщить, что я распорядилась похоронить вашу мать в Вестминстерском аббатстве, как то и подобает принцессе крови. И расходы на похороны я беру на себя.

Я понимаю, что это большая привилегия и что королева проявляет необыкновенную щедрость. Ее скупость уже стала притчей во языцех. Елизавета не тратит деньги без крайней необходимости. Значит, она и впрямь была очень высокого мнения о моей матери, если пошла на это.

Я падаю на колени:

— Я благодарю ваше величество за эту милость.

— У вас будет много дел, так что теперь можете оставить двор, — говорит Елизавета, отпуская меня. — Я даю вам наше разрешение вернуться в Шин.

Я спешу покинуть королеву и ищу Неда, но узнаю от одного из его друзей, что он уже покинул двор и, получив благословение королевы, тоже отправился в Шин. Я против воли тронута, потому что Елизавета знает: моя мать считала его чуть ли не сыном. Может быть, в ней все-таки сохранилась искра доброты, если она послала Неда поддержать меня и Мэри в эти скорбные дни.

Нед успел переправиться, пока был прилив, а вот я опоздала. Поэтому, когда я наконец добираюсь до Шина, он уже ждет меня там. Стоукс скорбно приветствует меня и плачет, когда я рассказываю ему о щедрости королевы. А Нед, не таясь, заключает меня в объятия, нимало не заботясь о том, что на нас смотрят его мать герцогиня, а также все наши домочадцы и слуги.

— Я приехал сразу же, как только смог, душа моя, — бормочет он. — Ты не останешься одна со своим горем.

Моя мать, будучи истовой протестанткой, не одобрила бы чтение молитв над умершим, поэтому я без слов опускаюсь на колени перед гробом. Не могу поверить, что это она лежит передо мной, эта сильная, несгибаемая женщина, определявшая мою жизнь. И еще: я никак не ожидала, что чувство утраты будет таким сильным. Утешаю себя тем, что она теперь воссоединится с Джейн и моим отцом в вечной радости и покое, и, закрыв лицо руками, снова рыдаю, не в силах справиться с нахлынувшими чувствами.

Я сажусь, промокая глаза платком, Нед тихо сидит рядом. Он терпеливо ждет, когда я возьму себя в руки, а потом бережно выводит меня из часовни.

Мы говорим о моей матери, о предстоящей похоронной церемонии, о щедрости королевы, и тут на его лице появляется мучительное выражение.

— Я слышал о твоей ссоре с Елизаветой, — говорит он.

— Кажется, об этом знают уже все. Откровенно говоря, я не сдержалась. Мне очень жаль, что так случилось.

— И мне тоже, — бормочет он. — Ты была права, но боюсь, что этим лишь навредила нам обоим.

— Елизавета была очень добра к нам обоим сегодня утром, пусть и на свой манер.

— Елизавета — известная лицемерка. Все, что она делает, она делает исключительно по расчету. Но даже если она и проявила к тебе милосердие, ты должна быть осторожна, чтобы не вызвать ее гнев в такое время.

— Я и сама все прекрасно понимаю, милый, можешь не сомневаться.

Улучив минуту, я поднимаюсь в спальню матери и, стараясь не смотреть на опустевшую кровать, роюсь в сундуке, где она хранила личные бумаги. И там я, как и предполагала, нахожу письмо, написанное трясущейся рукой.

«Этот брак — единственное мое предсмертное желание: если он будет заключен, я умру спокойно».

И больше ничего. Никакой подписи. Матушка скончалась, не успев не только отправить, но даже и закончить это письмо.

Когда я вхожу в гостиную, Нед, герцогиня и Стоукс сидят у огня. Вечер холодный, и мы все закутаны в меха, Артур и Гвиневра растянулись так близко от огня, что я боюсь, как бы на их шерстку не попали искры.

Я показываю присутствующим письмо:

— Прошу вас, прочтите это. Вы увидите, что последнее желание моей матери было увидеть меня женой Неда. Не отправить ли это теперь королеве? Вряд ли она откажет при сложившихся обстоятельствах.

— Елизавета очень сильно настроена против тебя сейчас, Катерина, — без экивоков заявляет герцогиня. — Я слышала, что ты позволила себе дерзко говорить с ее величеством. Это было крайне неблагоразумно с твоей стороны. Запомни: королеве можно говорить только то, что она хочет услышать. Мой совет — выждать, пока страсти улягутся.

— Но королева сегодня утром весьма сердечно беседовала со мной, и я извинилась перед ней, — возражаю я.

— У королевы хорошая память. Я советую подождать, — стоит на своем герцогиня.

— А что думаете вы, мистер Стоукс? — спрашиваю я.

Отчим всегда поддерживал меня и наверняка не подведет и теперь. К тому же он действительно очень разумный человек.

Но на сей раз он, кажется, не находит слов.

— Ничего не могу советовать вам, Катерина, пока не узнаю мнения милорда, — говорит наконец отчим и поворачивается к Неду. — Как по-вашему, стоит ли отправить это письмо прямо сейчас?

Ответ Неда крайне удивляет меня.

— Ни в коем случае! — восклицает он. — Письмо нужно немедленно сжечь. Оно может уничтожить всех нас. Вспомните о заговоре, который, как выяснилось, испанцы плели вокруг Катерины, и о том, что королева сильно разгневалась на нее.

Стоукс согласно кивает, выхватывает у меня письмо и, прежде чем я успеваю возразить, швыряет его в огонь.

— Но почему вы это сделали? — отчаянно вопрошаю я, видя, как чернеет, сворачивается, вспыхивает и навсегда исчезает моя последняя надежда.

— А потому, душа моя, — отвечает Нед, — что совершенно ни к чему нам с тобой сейчас рисковать шеей. Мы должны проявить терпение и дождаться, когда гнев Елизаветы стихнет по-настоящему. Наше время еще придет, поверь мне.

— Когда, интересно? Я больше не могу выносить эту неопределенность!

— Можешь, милая, поскольку выбора у вас просто нет. Сделаешь сейчас один неосторожный шаг — и все будет потеряно навсегда. Ты этого хочешь? И потом, Катерина, нельзя же быть такой эгоисткой и думать исключительно о себе, — выговаривает мне герцогиня.