Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Повторяю, Джаспер, мое мнение не имеет никакого значения. Я умру…
– Бабушка!
– Я умру довольно скоро. А тебе придется жить с последствиями любого принятого тобой решения. Именно поэтому только твое мнение имеет значение. И дело в том… – Она нажала магическую кнопку, заставляющую пар устремляться в металлический сосуд и обрабатывать перемолотые зерна. – Дело в том, что я знаю: ты уже принял решение. Я вижу это по тому, как ты с ней обращаешься. И я рада за тебя.
Ее аргументация была настолько ясной и четкой, что я почувствовал себя обязанным возразить ей:
– Я вовсе не принял никакого решения!
Она внимательно посмотрела на меня, прежде чем вернуться к хлопотам вокруг кофе.
– Нет, принял. Ты совершенно определенно его принял. Иначе ты не стоял бы здесь и не спрашивал бы меня, что я думаю. Ты спрашиваешь, что я думаю, только в том случае, когда ты сам прекрасно знаешь, что думаешь ты. Так что не надо лгать – а если тебе так этого хочется, лги поубедительнее.
– Я запрещаю тебе говорить о том, что ты скоро умрешь. Это…
– Правда. Это правда, – она улыбнулась – без характерной для нее иронии, мягко и спокойно. – Джаспер, пора тебе перестать быть таким романтиком. Послушай меня, – она развернулась и посмотрела мне прямо в лицо. – Конечно, она мне очень понравилась. Да, да, это так. Я думаю, она умная и тебе никогда не будет с ней скучно. Полагаю, ты всегда будешь считать ее привлекательной, а это очень важно. Уверена, что она способна поладить с тобой, а ты с ней. Я думаю, она… как бы найти точное слово… она подходит тебе. В моем возрасте появляется инстинкт: чувствуешь, что людям по-настоящему нравится, потому что уже много раз видел нечто подобное. Да, она во многих отношениях равна тебе.
– Но что? Она вздохнула:
– От тебя ничего не скроешь, да?
– Но что?
– Но я думаю, возможно, ты будешь не слишком… не слишком удовлетворен.
– И что это должно означать? Бабушка, ты не можешь вот так сказать это и не…
– Джаспер, не надо злиться. Я…
– Я не злюсь. Я просто… Я просто хочу знать, что ты на самом деле думаешь, потому что… потому что мне важно знать, что ты думаешь. Я хочу – хочу знать – я…
– Хорошо, хорошо. О Боже, Боже, Боже мой. – Чашки были наполнены, но она не трогала их. – Если так сильно хочешь знать, – она покачала головой, – я думаю, что Мадлен несчастлива, и она использует тебя как средство преодолеть это – что, кстати, она никогда не признает. Может быть, родители. Может быть, просто глобальное невезение. Я не знаю. Она еще очень молода, а большинство людей испытывают значительное влияние родителей на протяжении первых сорока лет жизни, чем бы они ни занимались. И вполне возможно, что она начнет мучить тебя – чтобы хоть немного отдохнуть от собственных мучений, если хочешь. Следовательно, единственный вопрос, который ты должен задать себе: можешь ли ты мириться с этим? И если да, то как долго? Год? Десять лет? Всю оставшуюся жизнь? Потому что, как мне кажется, ты должен быть очень сильным и готовым перенести множество… превратностей, – бабушка глубоко вздохнула. – Я могу предположить, что она никогда не позволяет себе полностью расслабиться в эмоциональном смысле – правда? Она никогда не говорит тебе, что любит тебя, или даже, что она заинтересована в тебе; ты тратишь массу времени, пытаясь угадать ее чувства? – Я медленно кивнул. Бабушка продолжала: – С этим трудно жить – особенно мужчине. Я уверена, что у вас будут моменты близости – у всех они бывают, но большую часть времени она будет далека от тебя, как горизонт. И ты должен быть готов к тому что тебе придется годами заботиться о ней, в то время как она и не подумает заботиться о тебе.
Она помолчала, позволяя этим словам улечься в моем сознании, а затем на мгновение в ее глазах блеснула хорошо мне знакомая ироническая искорка:
– С другой стороны, она может оказаться именно тем, что ты всегда пытался – скажем так – найти. Человеком, который отвлечет тебя от собственной личности, раз и навсегда. Возможно, это тебе и нужно. И знаешь ли, не только худшие, но и лучшие браки – отношения, партнерство, называй это как угодно – основываются на взаимной необходимости и зависимости. Иногда это превращается в непрерывную борьбу. Иногда – в полное блаженство. Но с ней, полагаю, ты можешь быть уверен: у вас никогда не будет безмятежно спокойной и счастливой жизни, – она подняла руку, чтобы не дать мне перебить ее. – Да, я знаю, ты думаешь, что спокойная и счастливая жизнь – это нечто непереносимо скучное, и ты бы лучше умер, чем стал заурядным, или безразличным, или посредственным, – это моя вина. Я научила тебя так думать – но теперь сама я считаю иначе. Я чувствую, что многое можно сказать в пользу простоты, радости и реализованности – есть свое очарование в повседневности, которое часто недооценивают. Во-первых, так проще добиться результатов в любом деле. Во-вторых, так легче добиваться прогресса в других сферах жизни. Подумай об этом. Как бы то ни было, они уже возвращаются. Это все, что я могу сказать. Тебе пора назад, и придется снова приехать сюда, если захочешь еще что-нибудь от меня услышать. А с этого момента мои уста сомкнуты.
– Спасибо, – произнес я и обнял ее за плечи. – Я тебя понял.
– Нет, не понял. Кофе остыл, Я сделаю свежий. И, кстати, я не забыла: завтра я хочу взглянуть на твою работу.
После этого мы пошли в ночной клуб – там мы оставались часов до четырех или даже дольше – где-то в районе Тестаччио. На обратном пути я немного заблудился, и мы попали в Трастевере, пройдя через рынок на площади Сан-Козимато. Прилавки уже были установлены – женщина доставала из грузовика инжир, а продавец цветов расставлял лилии. Рука об руку, изрядно усталые, мы прошли дальше. На площади Санта-Мария начался дождь.
Тот способ, который она избрала, даже нельзя назвать жестоким. Тихий убийца-ассасин, занимающийся рутинной повседневной работой по приказу горного старца: шорох невесомого плаща, интимный блеск тонкого как бритва кинжала, первый надрез, рука, закрывающая рот, внезапный удар слева, разрез справа, небольшой замах для последнего удара, который проходит между ребрами и проникает в сердце; жертва оседает на землю, но убийца уже растворился в толпе и скрылся во мраке.
Она должна была прибыть в мой дом на Бристоль Гарденс около семи. Очевидно, она пришла раньше, потому что я еще был в ванне (дверь в спальню оставалась открытой, чтобы я мог слышать сюиту до-мажор Баха), когда раздался сигнал домофона. Без раздражения, я встал, торопливо вытерся и поспешил в прихожую. Замок внизу тихо щелкнул. Я спустился, чтобы подождать ее на лестнице.