А вот дворец уцелел. Когда пришли варвары, местные жители нашли спасение позади возведенных Диоклетианом стен, где поселились среди развалин. Со временем дома стали расти как грибы, поглощая руины, сливаясь с ними. Новые стены обзаводились колоннами и арками, старые — новыми крышами. Так постепенно на месте дворца возник город. Римский Спала-то превратился в хорватский. Сплит.

Эбби уже была здесь несколько месяцев назад вместе с Майклом. Это был очередной романтический уик-энд, отдых от Косова. Она тотчас внесла Сплит в список своих самых любимых мест на этой планете. Тогда они остановились в симпатичном отельчике, где из стен номеров торчали фрагменты Диоклетиановых стен. Помнится, они тогда бродили по узким улочкам, где перед ними неожиданно вырастали древнеримские храмы, лакомились местной ветчиной и свежеиспеченным хлебом, допоздна засиживались в ресторанчиках за бокалом красного вина.

Но то было в июне. Сейчас же стоял октябрь. Туристы разъехались по домам, столики уличных кафе забились под крышу, отели опустели. Эбби надеялась, что счастливые воспоминания о лете согреют ей душу. Увы, скорее они лишь насмехались над ней. Все это напомнило ей то время, когда ее брак доживал последние дни. Тогда они с Гектором отправились в Венецию — город, где они провели подобие медового месяца, в надежде, что это поможет им реанимировать остывшие чувства. Именно тогда Эбби поняла, что пути назад нет и не будет.

По крайней мере, они с Майклом добрались до Сплита. Несмотря на все ее страхи и опасения, выбраться из Сербии оказалось проще всего. На границе водитель автобуса собрал паспорта и отдал пограничнику, который отнес их к себе в будку. Через десять минут, показавшихся Эбби вечностью, пограничник подошел к автобусу, вернул стопку паспортов водителю, который в свою очередь раздал их полусонным пассажирам.

Оставив границу позади, автобус покатил дальше. Майкл, сидевший на три ряда впереди от нее и по другую сторону прохода, обернулся и подмигнул.

Добравшись до места, они поселились в отеле «Марьян», очередном памятнике советской эпохи, каменная громада которого высилась на набережной примерно в полумиле от Старого города.

Оба зарегистрировались под настоящими именами. Майкл наплел уставшему портье историю о том, как карманники украли у них паспорта. В конце концов тот сдался и выдал им ключи от номера двести тринадцать. Эбби поднялась наверх, умылась и приготовилась сразу же выйти на улицу. Тем более что на часах была уже половина второго.

Постарайся провернуть все как можно быстрее, сказал ей Майкл. Не дай им возможности приготовиться.

Сам он рухнул на кровать.

— Ты уверена, что сможешь справиться одна?

— Будем исходить из того, что люди Марка будут следить за мной. Если появишься ты, мой план не сработает.

Майкл перекатился на кровати и пристально посмотрел на Эбби.

— Обещай, что будешь осторожна.

— Обещаю. Увидимся позже.

Она прошла по усаженной пальмами эспланаде, мимо опустевшего побережья. У причала одиноко застыли несколько паромов. В дальнем конце набережной над встроенными прямо в стену магазинчиками возвышался фасад дворца. Пройдя ювелирную лавку, Эбби сразу свернула налево и сквозь арку прошла в подземную аркаду, когда-то служившую водными воротами, а теперь забитую до отказа лавчонками, торговавшими сувенирами и разной мелочью. Впереди виднелась лестница, которая вновь вела под открытое небо.

В отличие от большинства жителей западных стран, Эбби по опыту знала, что это такое, когда вас преследует секретная полиция. А опыт, надо сказать, был у нее богатый. Он включал в себя и машину с выключенными фарами, что катила за ней по пятам из Белградского аэропорта, и мойщика окон в Хартуме, который в течение часа, пока шла конференция, торчал у входа, делая вид, будто что-то там намывает до блеска, и телефон в Киншасе, который щелкал и выключался во время разговора.

Эбби однажды спросила у своего босса, нельзя ли ей пройти краткий курс контршпионажа, чтобы знать, как поступать в таких случаях. Лучше не стоит, ответил тот. Если ты ведешь себя как чайник, то за тобой будут просто следить. Но стоит им понять, что ты знаешь, что делаешь, как жди неприятностей.

На этот раз «хвост» у нее появился, как только она вошла во дворец. Впрочем, ничего удивительного. Пусть возведенным Диоклетианом стенам более тысячи семисот лет, в Старый город можно войти только через них, причем лишь в пяти точках. Шагая по длинной аркаде, Эбби ощущала на себе чей-то пристальный взгляд. Затем от полки с открытками отделился мужчина в зеленой куртке и зашагал впереди. Стоило ей пройти мимо женщины в красной юбке у прилавка кофейни, как она тотчас услышала позади себя цоканье каблуков. Ее так и подмывало оглянуться, но чувство самосохранения одержало верх.

Эбби поднялась по ступенькам и пересекла втиснутый между высокими стенами двор. Шаги за спиной не стихали. Кто-то прошел вслед за ней в высокий круглый зал, служивший когда-то вестибюлем императорских покоев. Посередине зала, нацелив объективы камер на отверстие в круглом куполе, стояла парочка японцев. Справа от них мужчина в черной флисовой куртке изучал путеводитель. Интересно, ей это только показалось, или же он, как только она вошла, на мгновение оторвал глаза от брошюры? Тем не менее Эбби обошла парочку японцев и прошествовала дальше, к выходу в дальнем конце зала.

За вестибюлем располагался перистиль — внутренний двор, сердце любого римского дома. Над ним вздымался ряд хорошо сохранившихся колонн. Колонны напротив тоже были целы, хотя и встроены в фасад итальянского палаццо, который теперь превратился в кофейню. За арками виднелся каменный восьмиугольник мавзолея Диоклетиана, правда, теперь это был собор. Рядом с собором, словно сторожевая башня, высилась колокольня, у основания которой, загадочно улыбаясь прохожим, расположился черный египетский сфинкс.

Мужчина в зеленой куртке направился к кофейне и сел за столик у окна. Женщина в красной юбке энергично прошагала мимо и поднялась по ступенькам мавзолея. Обернувшись, чтобы полюбоваться перистилем, Эбби тотчас заметила мужчину в черной флисовой куртке: стоя в арке вестибюля, он щелкал фотоаппаратом.

— Эбби? — Марк не оставил ей даже секунды, чтобы прийти в себя. Он показался из-за сфинкса и теперь спешил вниз по отшлифованным множеством ног ступеням. На нем было темносинее пальто. Эбби не удивилась бы, узнав, что его ему купила мать, так же как и полосатый студенческий шарф.

Он протянул Эбби руку. Как ей показалось, в его рукопожатии было чересчур много энтузиазма.

— Хотите кофе?

Что ж, кофе так кофе. Эбби кивнула.

— А вы знаете какое-нибудь хорошее место?

Это что, проверка на вшивость? Эбби равнодушно пожала плечами.

— Когда-то этот город был итальянским. Так что кофе здесь по идее должен быть неплохой.

— Тогда можно остаться здесь.

С этими словами он повел ее через перистиль к кофейне напротив собора. Здесь он, разумеется, усадил ее спиной ко входу, а сам уселся напротив нее, лицом к двери и окну. Эбби попыталась рассмотреть улицу в зеркале в позолоченной раме у него за спиной, но оно висело слишком высоко.