– По правилам ты обязан отрезать мне мочки. Лиззи – мы учились в одной школе – сказала, это совсем небольно.

Нэй стиснул рукоять. Поцеловал шелковистую щеку. Поцеловал верхушки обнаженных грудей. Поцеловал живот. Встав на колени перед Литой, он осторожно, чтобы не поранить нежную кожу, сунул лезвие за пояс ее шаровар и распорол их. Ткань опала, зазвенев зеркальцами, открывая путь. В череде последних событий Нэй позабыл это чудесное ощущение: идти и знать, что путь верен.

– Мне нравятся твои мочки, – сказал он, роняя кинжал.

Лита улыбнулась и жарче, яростнее впилась в губы колдуна.

Ветер приносил ароматы благоухающего сада. Цветочный лепесток спикировал со стола и прилип к сверкнувшему лезвию кинжала.

Звероголовые боги наблюдали с потолка за тем, как двое смертных заново обретают Гармонию.

* * *

Калькутта растворилась в утренней дымке, наполнились западным ветром заговоренные паруса и словно тень убралась с палубы. Обленившиеся речники вспомнили свои навыки, заиграли мышцы под жирком, движения стали резвее, точнее. Капитан Пакинс на шканцах сбросил оцепенение и улыбнулся чему-то краем рта. Может, чайкам. Может, волнам.

Радостное возбуждение воцарилось на «Каллене». Только Алтон пригорюнившись глядел в воду. Печально вздохнул, услышав шаги, но, повернувшись к друзьям, нехотя заулыбался:

– Георг, Лита! Да вас не узнать!

– Я сам себя не узнал бы, питайся сладостями раджи еще недельку. – Маска привычной угрюмости сегодня плохо клеилась к лицу колдуна. Его глаза искрились, омолаживая благородные черты. Лита щурилась и прикусывала улыбку, словно удерживала внутри то ли огромную тайну, то ли щекочущих бабочек.

– Маркиз, над вашей кислой миной потешаются все союзные острова.

– Впервые слышу!

Лита подняла палец. В клетке на полубаке заголосили голубоногие олуши. Лита с удовольствием провернула бы этот фокус с Лилу, но слониху перевозили на одном из судов флотилии раджи, чтобы не подвергать испытанию остойчивость «Каллена».

Алтон хихикнул.

– Я немного…

– Затосковал по принцессе, – окончила фразу Лита. Запрыгнула на пороховую бочку. – Поверьте, вы глазом моргнуть не успеете, как Канти приплывет к вам. Я уже ломаю голову, что надеть на свадьбу.

– Тебя никто не приглашал, – буркнул Нэй.

– Вы все приглашены! – воскликнул Алтон. – Вы все! – Он помахал Сынку, и капитан непонимающе махнул в ответ. – И вы! И вы, Каххир!

Каххир Сахи, побрившийся, одухотворенный, в просторных восточных одеяниях, вышел на корму. Вийон и паук закружились по палубе, приветствуя друг друга.

– Ах, что за чудо – избавиться от пушечного ядра и цепей! – Сахи пригладил волосы, черные, с белоснежной прядью на виске. – Готовы умереть за Гармонию?

– Готовы жить во имя нее, – рапортовала Лита.

– Похвально. Где же ваша трость? – Сахи оглядел Нэя. Он подразумевал трость с золотым набалдашником – высший знак отличия в Калькутте, подарок Пандея. Вместе с тростью раджа даровал чужестранцам шкуры и вина, и механического соловья, поющего рулады по щелчку пальцев.

– Пришлось оставить в каюте. – Нэй окинул сердитым взглядом Литу. – Мне сказали, с тростью я похож на чиновника.

– На чванливого чиновника, – вставила Лита.

Проницательные голубые глаза Сахи лучились.

– Мой друг, самое время вам бросить эти глупые странствия и осесть при дворе. Мы вволю наплавались. По горло, к счастью, целое. Полагаю, щедрость милорда будет безграничной. Когда брат поведает о ваших подвигах Маринку… когда Руа будет уничтожен…

– Брат? – переспросила Лита.

«Он был в моей голове, – подумал Нэй, бледнея. – Он знает и про Банти, и про сгоревшее письмо».

– Маркиз Алтон. – Сахи смотрел Нэю в глаза и коварно улыбался.

«Жаль, я не бросил тебя в тюрьме», – помрачнел Нэй.

Как бы ни были радушно настроены колдуны, они не упустят возможность произвести должный эффект. И Сахи наслаждался эффектом.

– О, – засмеялся Алтон. – Мы не братья, увы.

– Братья, – сказал легкомысленно Сахи, разворачиваясь и удаляясь к корме. – Конечно, вы братья, если у вас один отец.

Паук посеменил за хозяином, стуча сегментированными конечностями. Лита посмотрела на Нэя, затем на Алтона. Ее челюсть отвисла.

– Речное пугало… – прошептала она.

– Георг? – Алтон, раскрыв рот, ждал опровержения несусветной чуши, озвученной Каххиром Сахи.

Чувствуя затылком ошарашенные взгляды друзей, Нэй отошел к фальшборту и вцепился в планшир. Ветер дул в лицо, остужал. Вопросы Алтона потонули в шуме.

Нэй не знал, кто воззвал к нему из раковины много лет назад – мама или кто-то другой, но три слова – «Найди Уильяма Близнеца» – изменили его жизнь. Подхватили кораблик и направили по ветру. «Найди Уильяма Близнеца» – это все прожитые годы, это магия, кракены, остров прирученного электричества, Косматый маяк и Лита.

Так, может, то была не мама? Может, сама Гармония обратилась к Нэю? И он все сделал правильно.

Все правильно.

Нэй улыбнулся.

«Каллен» шел в неизведанность, в туман. За ним, бороздя речную гладь узкими килями, следовала флотилия великого раджи.

Палуба куттера качалась под ногами капитана Пакинса по прозвищу Сынок.

У куттера было имя, но Сынок не хотел привыкать. Этот союз – временный, а потом Пакинс вернется на шканцы своего судна. «Каллен» кренговали три дня назад, чтобы почистить днище и борта, залатать мелкие пробоины. Да и начистоту – для ближней разведки когг годился слабо.

Чтобы увеличить быстроходность и маневренность, с куттера сняли четыре пушки из восьми. Но Сынку все равно казалось, что судно едва тащится сквозь густое утреннее марево, где ни черта не разглядишь дальше бушприта, который оседлал впередсмотрящий.

– Что-нибудь видно? – крикнул Сынок.

– Ничего, капитан! Туман!

Туман, кракен его дери. Свежий ветер толкал грязные паруса, стряхивал со снастей капли сырости. Полоскал торговый флаг на гафеле. Вряд ли флаг обманет тех, кто прячется в губчатом тумане, но, даст Творец, поможет выиграть время.

Время для бегства.

«Мы будем улепетывать, – подумал капитан без душевных терзаний, – драпать на всех парусах». Потому что по сравнению с тем, что должно появиться в этих водах, куттер-разведчик – сущая букашка. Щепка, обломок.

Сынок вернулся на шканцы.

Куттер скрипел, жаловался уставшими шпангоутами и мачтой. Штаги тянули мачту в сторону носа, бакштаги – в сторону кормы. Капитана Пакинса тоже гнуло в разные стороны: впереди – долг, позади – любовь; к земле и от земли – ритм речной жизни. Какие ванты поддерживают его с бортов? Преданность человеку, благодаря которому он имеет и то и другое?