– Куда побегут ваши рыбари, если сражение докатится до берега? Их пустят в город?

Адмирал Крэдок приложился к бокалу. Офицеры встрепенулись, будто открытые перед жителями Кольца городские ворота, открытые даже только в домыслах, уязвили их гордость.

– Да эта рвань встретит пиратов с распростертыми объятиями! Побросают свои сети и побегут грабить!

– Так и есть!

– Голозадые предатели! «Сельдяной» флот!

Дамбли потер пальцем правую залысину, опомнился и убрал руку. У него вспотели ладони.

– Вы говорите о людях, которые нас кормят, – сказал Лидс, и Дамбли посмотрел на него с благодарностью. – Которые сейчас на наших палубах, которые завтра пойдут с нами в бой, оставив, как и мы, на берегу семьи.

– Кормят нас! – фыркнул Фицрой, в глазах генерала вспыхнули искры.

Напыщенность, заносчивость и желчь. Ничего нового. Это приходит с властью, рано или поздно. А что уходит? Чем приходится платить? Непринужденностью, веселостью, радостью – самыми большими врагами власти.

– Именно так, – спокойно ответил Лидс.

Дамбли воспользовался заминкой.

– Да, Совет Кольца сильно встревожен: уязвимость побережья, болезни, рекрутство и так далее. – («И будьте уверены, никто не забыл Левиафановой ночи… я не забыл».) – Аристократия тоже выражает недовольство. – Все зачем-то закивали, и Дамбли ненадолго умолк. – Поэтому на заседании Палаты министров, куда вхожу и я, было решено покончить с угрозой как можно быстрее.

Поднялся ропот. Дамбли почувствовал отвращение к этим людям, почти ко всем.

– Говоря попросту, в эту войну вложено много средств. Расходы, господа. У Вагланда куплены новые корабли. – «Кардинал исплюется кровью, когда узнает, что все до единого суда отданы военным, но я не мог поступить иначе… вернее, мог, но не поступил». – В том числе этот, в гостиной которого мы сидим…

– В кают-компании, – поправил Фицрой, но Дамбли было не пронять:

– Палата министров требует безоговорочной победы, вы называете это разгромом. И победы быстрой.

– Может, еще хотите, чтобы она окупилась?

Дамбли смерил Фицроя долгим взглядом. «Вот пустобрех! Посмотрим, как этот выскочка проявит себя в бою».

– А это возможно? – по-деловому спросил казначей.

Крэдок рассмеялся, будто услышал что-то уморительное. Икающий адмиральский смех заглушило офицерское негодование.

– На стороне Руа пираты, падальщики и кракен знает кто еще. Мы не можем предсказать…

– Меня не интересуют детали, – перебил Дамбли адмирала. Любезно улыбнулся. – Я не смыслю в тактике. Но слово Палаты – это слово герцога. И герцог приказывает вам победить, и сделать это с наименьшими тратами и подальше от берега.

– Но на Совете…

– Вам должно быть понятно, что это не спор или торги. Это не символы, которыми разговаривает флот, а конкретные слова. Победа. Быстрая. Недорогая.

Крэдок осушил бокал долгим глотком, сразу же схватился за живот. «Чтоб у тебя все сгнило», – подумал казначей.

– Поймите мое положение, – добавил Дамбли, чтобы дать перепившему адмиралу точку опоры. «Возвращайся в свою пенную колею и несись по ней, пока не окажешься в водовороте».

Адмирал быстро справился с волнением и желудочной болью. Хмельно глянул на Дамбли через стол.

– Не желаете подняться на шканцы?

Дамбли не желал. В эту секунду он не хотел ничего. Выжат как лимон. Пустой, как еще не оскверненная чернилами бухгалтерская книга.

– С удовольствием, – сказал он. Встал, прижимая к груди портфель. – Господа.

Адмирал громко икнул, протолкнулся мимо столующихся офицеров и стал подниматься по трапу.

– Знаете, как меня называют… ик… моряки? – спросил, хватаясь за поручни.

– Как? – вяло сказал Дамбли.

– Адмирал-на-Реке!

«А меня за глаза зовут паркетным шаркуном».

Дамбли подошел к фальшборту, положил маленькие руки на планшир и стал разглядывать речное пространство, которое стлалось до видневшейся вдали гавани. Адмирал врезался в Дамбли, выругался, захлопал потными ладонями по камзолу казначея, отряхивая невидимую пыль.

– Не надо… все в порядке, оставьте… – Дамбли неприязненно отстранился.

– Ага… ик… Вы знали, что я… пернатый? – неожиданно спросил адмирал.

– Что?

– Я верую… ик… я принял Распятого Человека и Бога-Голубя… служители на борту… это не кардинал, а я… ик… я настоял… Что вы об этом думаете?

Дамбли внимательно смотрел на собеседника.

– Думаю, это ставит вас в затруднительное положение.

– Но ведь это моя вера… ик… мой полет… во мне бьются крылья… они защитят меня… здесь, над Рекой… когда-у-э-э… – Адмирал перегнулся через борт.

Дамбли молчал. Чайки падали камнем в воду и дрались за адмиральское угощение.

– Забудьте… – пробормотал Крэдок, когда его перестало тошнить. – Не знаю, что на меня нашло.

«А я знаю, – подумал казначей. – Ты трус. Как и я… А кто нет? Чертов Георг Нэй?»

* * *

Туман поредел, и рассвет заглянул на палубу пятидесятичетырехпушечного линейного корабля «Ковчег».

Поза капитана Эдварда Лидса, на которого смотрел Георг Нэй, говорила о беспокойстве. Капитану не нравилось то, что он видит.

Нэю тоже. Он окинул взглядом боевую дугу союзной эскадры. «Походный порядок… О Творец Рек, этот порядок в дюйме от бардака!» Отставшие корабли старались не потерять строй. Несколько фрегатов занесло на подветренную сторону. Канонерские ладьи словяков, скучившись, гребли на обоих концах дуги, растянувшейся по Реке на две мили.

По курсу смешанной эскадры, на складке горизонта, скапливались черные корабли. Длинная грязная полоса, которую было видно без зрительных труб. Неприятель готовился к бою. «Они на ветре, – подумал Нэй, – а значит, решают, где и когда влепить нам по морде».

Разведчики – юркие куттеры и тендеры – сновали между эскадрами, высматривали и вынюхивали. Бригантины мотались вдоль строя, повторяя распоряжения адмирала Крэдока. Флагманский корабль шел посередине дуги – большой драгоценный камень, потускневший от страха.

Лидс захлопнул трубу и покачал головой. Нэй был согласен с безмолвной оценкой капитана: союзная флотилия угодила в переплет. «Нам подфартит, если начнется шторм, нет, лучше ураган! Тогда появится надежда на ничью». Нэй положил руку на эфес шпаги – жаль, что война больше не честная схватка между храбрецами, а грохот, хаос и кровавое месиво, – другой поправил шляпу с пером; волосы были забраны на затылке в такотскую косичку.

Нэй был приписан к «Ковчегу» в качестве второго помощника капитана, как и другие придворные колдуны на других кораблях герцогской флотилии. Не обремененные вахтами, колдуны – те, кто смог подняться на борт, – имели иные обязанности. Вернее, одну обязанность.