Пурушоттопханиндра сложил ладони перед грудью и слегка склонил покрытую тюрбаном голову. Генерал Фицрой ухмыльнулся уголком рта.

При виде калькуттца у Дамбли разыгралось воображение. Он представил далекий остров, шелест кокосовых пальм, величественные дворцы. Увидел раджу Пандея, с которым был знаком по докладам Каххира Сахи, и жрецов, окруживших восточного властителя. «Господь наш, об исходе войны у берегов Полиса нельзя сказать ничего определенного, но мы видим, что в далеком будущем правишь ты островами Мокрого мира». Раджа улыбается: «Далекое будущее? Дождетесь его под стражей, а если ваши предсказания не сбудутся – там и останетесь».

Дамбли зажмурился, прогоняя видение, затем церемонно положил руки на столешницу и стал слушать.

Похоже, он ненадолго выключился – за столом обсуждали решение военного совета, собранного несколько дней назад в кабинете Маринка. Дамбли не присутствовал на совете, зато читал доклад, из которого сочилось малодушие адмирала. Все заседание Крэдок выискивал предлог, чтобы остаться в Оазисе, под защитой береговых батарей, подальше от армады Руа. «Многие корабли в плачевном состоянии, некоторые еще не вернулись из ремонта, не хватает людей…» – «Знаете, как воюют словяки? Подгребли на своих лодочках, окружили, взяли на абордаж, а не вышло – отбежали, рассыпались. О какой тактике идет речь?» – «Столкновение в открытой Реке может закончиться катастрофой!» Адмирал даже заикнулся о «падающем барометре», на что герцог Маринк сказал: «Не могу понять, вы боитесь дождя или просто боитесь?» Это подняло уровень храбрости адмирала, который заверил, что объединенная эскадра готова выйти навстречу врагу, а он лично – принять на себя главный удар. «Все в Реку! Немедленно!» – горячился, спасая свою честь, адмирал. Капитан Лидс толково высказался по подготовке флота. Два генерала, особо приближенные к Крэдоку, исподволь вернули разговор к тому, чтобы оставить корабли в порту, спрятаться в крепости, и пускай враг выдохнется в долгой осаде. Лидс возражал: «Столько судов можно разместить только у карантинных островков или вдоль Кольца, где их засыплют ядрами и пустят ко дну. Но даже если впихнуть корабли в порт, несколько брандеров превратят гавань в огненный шар». Фицрой пытался возражать. Лидс сказал: «Хотите, чтобы они сожгли гавань вместе со складами, пробили куртину и вломились в наши дома?» («Знать Оазиса в лапах разбойников, – подумал Дамбли, читая доклад. – Нас запрут в голубином храме, а Галль будет ползать перед победителями и бросать им под ноги священные перстни. Или, что более вероятно, стоять рядом с Руа и смотреть, как ползают другие».) Маринк объявил голосование, и они проголосовали. Снимаемся с якоря – завтра.

– А что со священниками? – спросил кто-то. – Уже можно гнать их в шею?

– Капелланы останутся на кораблях, – вздохнул адмирал. – У меня состоялся разговор с кардиналом, но…

Фицрой хохотнул:

– Ну, хоть молиться научатся! В Реке да под ядрами это дело быстро пойдет!

Оживились и другие офицеры, все, кроме каменнолицего Любуура и умиротворенного Пурушоттопханиндры. «Они хоть понимают на речном?»

– А реи брасопить будут? Палубы драить?

– Клирики? Ага, как же. Службы трубить будут. Крылышками махать. Души спасать на шканцах.

– На кой черт это Галлю?

«Союз трона и алтаря, – подумал Дамбли, – вот на кой».

– Культисты! Чем они лучше клановцев?

– Дай им волю, так своего Распятого на мачту прибьют, а на трюм-рей Птицу посадят!

– Так и до судовой часовни докатимся!

Адмирал хлопнул кулаком по столу, и все затихли. Взгляд серых болезненных глаз остановился на Дамбли, потом поднялся выше, адмирал качнул кустистыми бровями и просиял:

– Наконец-то!

На столе была разложена карта, но ее тут же скрутили, когда стали подавать угощения. Окорок в витках кружевной бумаги, златокожие каплуны в вине, свинина в горчице, заливное из речного языка и тюрбо, рубленый соленый лосось, свежие устрицы, сваренные вкрутую яйца, приправленные шафраном, мягкий сыр, твердый сыр…

Адмирал поднял бокал.

– Мистер Дамбли, надеюсь, вы не против застольных служебных разговоров?

Казначей заверил, что нет. Отпил из предложенного бокала. Он предпочитал односолодовый виски, но сойдет и вино. Легкий напиток освежал горло, приятно пощипывал язык.

Застучали, задвигались тарелки, миски и блюда. Офицеры щедро отламывали, откусывали, макали в соусы – уксусный с корицей, щавелевый, горчичный, апельсиновый, лимонный, виноградный – и добросовестно жевали. Адмирал небрежно швырял пустые устричные раковины в тарелку. Дамбли вспомнил отвратное варево, болтушку из нечищеной рыбы, водорослей и лука, которым кормили солдат. Служба в армии была единственной возможностью достичь чего-то большего, чем ловля трески на дырявом боте, она была нижней перекладиной лестницы, за которую можно схватиться и карабкаться, карабкаться, карабкаться – если хватит сил. У Дамбли хватило: под ногами осталось много перекладин.

Сквозь чавканье снова зазвучали голоса. Чтобы не портить аппетит разговорами о грядущем, вспоминали выигранные сражения. Дамбли слушал вполуха: пираты догоняли корабли Полиса, идущие обратным клином, равнялись с концевым судном – и получали ядрами по мачтам, собирали повреждения, и был бой в темноте, и была безоговорочная победа полисцев… «Обычное дело. Преувеличивай свои успехи и скрывай потери».

Палубу качнуло, и миска с соусом упала на колени Любуура. Воевода глянул на испачканные шаровары, дернул огромными плечами и потянулся за каплуном. Командующий калькуттским флотом ел медленно, деревянными движениями, чтобы не испортить костюм из сливового бархата с широкими рукавами и богатой отделкой.

Дамбли почти не шевелился, поднималась и опускалась только рука с бокалом. Какое-то время он не мешал разговору военных. Слушал о скорых повышениях, о мизерном жалованье, которое офицеры не получают месяцами (косые взгляды в его сторону), о лаках Гарри Придонного, которых не хватило на все корабли…

– Господа, извините, что перебиваю, – сказал казначей. – Не мне вас учить искусству речного боя, но флот и армия – инструмент государства. Поэтому хочу, нет, вынужден отчасти вернуться к вопросам, которые решались на военном совете… Нельзя ли закончить войну на Реке? Не вовлекая, так сказать, сушу?

– Вы о Кольце? – хмыкнул генерал с длинным тусклым лицом. – Беспокоитесь о рыбарях?

Дамбли представил рой бомбардирских кораблей, без устали метающих бомбы в стены крепости, в тесно сгрудившиеся рыбацкие лачуги, увидел, как падают печные трубы, как вспыхивает от жара кровельный плавник, как чумазые дети, шустрые рыбные скелетики, ищут в этом аду руки взрослых, черные, обуглившиеся руки, – и сказал:

– Я беспокоюсь о нашем городе. Полис – это не только Оазис.

Замолчав, Дамбли понял, что верит в это… гордится этим. Странное чувство.

Но можно ли выветрить из головы слово «предательство»? Не сказанное, но повисшее в воздухе во дворике здания, которое Галль хотел превратить в склад контрабандных товаров.