Дверь перевязочного пункта с грохотом распахнулась, и к нам ворвался Бруно, ординарец Кагенека.

– Быстро, дайте мне карабин и каску! – потребовал он. – Иваны отобрали их у меня, они хотели и меня прихватить с собой!

Тульпин дал ему карабин и каску.

– Что там стряслось, Бруно? – спросил я.

– На другой стороне улицы мы выбивали русских из домов, когда я по глупости забежал за баню и угодил прямо в толпу красных. Они тотчас схватили меня, и я заорал во все горло. Через несколько секунд появились герр обер-лейтенант и ребята и отбили меня у русских. Но одному из них удалось скрыться с моим карабином и каской!

Мы дали Бруно еще патронов, и он со всех ног бросился к Кагенеку, который как раз стоял вместе с артиллерийским наблюдателем у крыльца перевязочного пункта и быстро говорил:

– Если вы не можете точно определить цель, тогда просто стреляйте по деревне! По любому дому, если вы считаете, что там могут быть русские!

– Но тогда могут пострадать и наши солдаты? – возразил наблюдатель.

– Мы должны рискнуть! В любом случае мы находимся в опасности! Так что стреляйте и стреляйте, пока не израсходуете все снаряды!

Оба офицера бросились к двери перевязочного пункта, так как вражеский пулеметчик послал длинную очередь вдоль деревенской улицы. Кагенек направил посыльного к бойцам из 37-го пехотного полка с приказом оставить только несколько человек для обороны западного въезда в деревню, а всем остальным собраться у перевязочного пункта. Тем временем офицер-артиллерист устроил наблюдательный пост на чердаке командного пункта батальона.

– Сколько у тебя раненых? – спросил меня Кагенек.

– Больше сорока! Перевязочный пункт забит до отказа!

Мы услышали, как в восточной части деревни открыли огонь пехотные орудия обер-фельдфебеля Шайтера, они посылали в сторону русских один снаряд за другим. Это означало, что Маленький Беккер и горстка его бойцов все еще были живы!

– Надеюсь, мы вовремя придем им на подмогу! – сказал Кагенек. – Как только бойцы из 37-го полка подтянутся сюда, мы пойдем в контратаку! Нам придется выбивать иванов поочередно из каждого дома, пока мы не подойдем к Беккеру. Когда он со своими людьми присоединится к нам, тогда у нас появится шанс отбить у противника всю деревню!

До нас докатился грохот артиллерийского залпа наших орудий, которые занимали позицию в нескольких километрах позади нас на другом берегу Волги. Первые снаряды упали недалеко от северной окраины деревни на опушке росшего там леса. Второй залп взметнул снег уже у самых домов, а затем снаряды начали рваться уже в самой деревне. Артиллеристы стреляли со смертоносной точностью. Все снаряды падали в той части деревни, которая была занята русскими, между нами и окруженным подразделением Беккера. Наши пехотинцы, сняв свои каски, радостно размахивали ими и кричали «Браво!» в адрес офицера-артиллериста, который сидел на чердаке командного пункта и корректировал огонь артиллерии.

Тем временем перед перевязочным пунктом собралось около тридцати солдат из 37-го пехотного полка. Двадцать из них были посланы на подмогу Ламмердингу на северную сторону улицы, остальные остались с группой Кагенека. Через десять минут началась наша контратака. Сражаясь за каждый дом, Кагенек и Ламмердинг со своими бойцами продвигались вдоль деревенской улицы на восток. Одновременно усилился шум боя позади нашего перевязочного пункта. Генрих и его полдюжины раненых открыли шквальный огонь из своих карабинов и автоматов. В свете осветительных ракет, которые без устали запускал Ламмердинг, мы увидели от сорока до пятидесяти красноармейцев, которые продвигались по снежной целине от северной опушки леса к перевязочному пункту. Теперь уже все зависело только от нас самих, сможем ли мы живыми выбраться отсюда.

Раненые немецкие солдаты стреляли как могли. Простреленная левая рука одного бойца безжизненно свисала вдоль тела – он перезаряжал свой карабин, зажив его между колен, а затем стрелял с одной правой руки. Другой солдат с раздробленным бедром прислонился к дверному косяку, чтобы не упасть. Он вел огонь со смертоносной точностью, не обращая внимания на мучительную боль, которую должен был испытывать при этом.

Хотя мы вели огонь по находившимся на открытом пространстве русским из-за укрытия, они неумолимо приближались. Нам не хватало огневой мощи, кроме того, у нас не было своей ракетницы. После того как гасла очередная осветительная ракета Ламмердинга, противник, пользуясь темнотой, продвигался вперед.

Вокруг нас свистели пули, со звоном впивающиеся в толстые бревенчатые стены хлева. Надо было срочно что-то предпринять. Поэтому я отобрал еще восьмерых раненых, которые могли кое-как передвигаться, и бросил их в бой. Они стреляли из-за большой поленницы дров, которую крестьяне сложили между нашим и соседним домами. У наших бойцов было хорошее укрытие, и они смогли положить свои карабины для прицеливания на поленницу. Я тоже взял карабин, и теперь при вспышке каждой осветительной ракеты, которую запускала группа Ламмердинга, шестнадцать наших карабинов открывали прицельный огонь по противнику. Дополнительная огневая мощь склонила чашу весов в нашу пользу. Вскоре стало ясно, что у красных не было шансов добраться до перевязочного пункта. И если бы кому-то из них это все-таки удалось, мы бы справились с ним в рукопашной схватке. Я был полностью уверен в своих людях, так как каждый из них знал, что сражается за свою жизнь.

На меня нахлынула волна гордости. Наш перевязочный пункт проявил себя как настоящий мощный форт. Через два с половиной часа начнет светать, и тогда мы снова станем хозяевами положения.

К нам поступила новая партия раненых. На этот раз это оказались те бойцы, которые принимали участие в контратаке на восточную часть деревни. Они принесли ободряющие вести о развитии контратаки. Мы постарались разместить раненых как можно плотнее, чтобы оставить в центре помещения хоть немного места для операций и перевязок.

Все это время темные глаза Наташи неотступно следили за мной.

Неожиданно снова распахнулась дверь, и в комнату ворвался запыхавшийся Бруно:

– Мой обер-лейтенант ранен! В голову!

– Он мертв? – быстро спросил я.

– Нет! Он лежит на снегу, но еще дышит!

– Тульпин! – крикнул я.

Он тотчас последовал за мной с медицинской сумкой и запасом перевязочного материала. Не обращая внимания на огонь, мы перебежали через улицу и увидели Кагенека. Он лежал на снегу! Два бойца оттащили Кагенека за дом, он был еще в сознании, но из его виска струилась кровь.

– Все не так уж и страшно! – едва слышно пробормотал он.

Я с облегчением отметил, что пуля лишь оцарапала висок. Но поскольку русские находились всего лишь в нескольких метрах от нас, я хотел бы тщательно осмотреть его в более подходящем месте. Мы наложили давящую повязку и отнесли Кагенека на перевязочный пункт. При этом мы старались держаться как можно ближе к стенам домов.