Князь указал на ложе:

— Прошу вас, сенатор.

— Эти удобства тоже излишни, — сухо сказал Лонгин. — Нас будет только двое: я и вы, князь. Впрочем, пусть каждый из нас возьмет двух свидетелей. Со мной будет мой юный помощник, патриций Александр Лонгин, — он кивнул на племянника, — и военный трибун Третьего Галльского легиона Павлиний Коралла. — Сенатор указал рукой на своего помощника в этом походе. — Кто будет с вашей стороны?

Князь Шахамсур развел руками:

— С моей? Пусть это будут мой астролог и прорицатель Мехмед Ахвал и моя воспитанница Ханаш!

Он хлопнул еще три раза, и его придворные стали пятиться назад. Лишь только седеющий мужчина в пышной одежде, с черной повязкой через левый глаз, и смуглая юная женщина шагнули вперед. Они уже подходили к своему повелителю, вставали за его спиной. Астролог и прорицатель, косой на левый глаз, мало заинтересовал обоих Лонгинов, другое дело — чернобровая девушка с глазами-углями! Ее по-царски пурпурное платье с рукавами было сплошь расшито золотом, черные косы с плеч перетекали на высокую грудь. Золотая диадема мягко обнимала чело, кольца и браслеты украшали тонкие смуглые руки.

Александр затрепетал — сердце зашлось от ее встречного взгляда! Он даже не сразу сообразил, что над верхней губой молодой женщины была родинка! Нежная, чувственная. «От гадюки рождается только гадюка, — услышал Александр женский голос. — Сейчас, верно, ей лет пятнадцать…» Все, как и сказала сирийка из горной деревни. Девушке было шестнадцать лет, не больше! Ханаш! Дочь колдуньи!

— Странный выбор! — глядя на молодую женщину, проговорил Лонгин. Он тоже понял, кто перед ним. — Но это ваш выбор, и Рим его уважает.

— Верно, сенатор, это мой выбор! — с плохо скрываемым вызовом ответил ему князь. — Мой!

А юная женщина склонилась к низкорослому хозяину, взяв его за плечи. Глядя на Лонгина, она что-то нашептывала князю Шахамсуру — шептала и шептала в его оттопыренное прокопченное ухо, пронизанное тяжелым золотым кольцом. Александр, как зачарованный, смотрел на ее алые губы и, как ему казалось, слышал угрожающее шипение змеи. И лицо у князя от ее шепота становилось все темнее, и взгляд наливался свинцом. Шахамсур точно не верил ее словам — и холод и угроза исходили от него…

— Что же вам угодно, сенатор? — спросил он, когда юная женщина договорила и отстранилась от него, глядя на римлян так, точно хотела испепелить их взглядом.

— Риму доподлинно стало известно, князь, что вы укрываете от него оружие, наделенное великой силой, — сказал Лонгин. — Меч бога войны Марса!

— Не понимаю, — дрогнувшим голосом ответил князь.

Но на этот раз он побледнел — и еще как!

— Вы все понимаете, князь, — как ни в чем не бывало продолжал Лонгин. — Вы укрываете оружие, наделенное силой, способной разрушать города! Это оружие было вами похищено в Греции, у гражданина Рима, которого вы умертвили. И если вы не предъявите его немедленно, Рим подумает, что вы замышляете против него заговор! Против Рима и его императора!

— Это — ложь! — отступая, воскликнул Шахамсур. — Ложь! Ложь…

— Это правда, — кивнул Лонгин. — И ваши чувства — лучшее тому свидетельство! Отдайте нам Меч, и мы поймем, что вы — друг империи. Иначе вы станете врагом Рима!

— У меня нет никакого меча, — продолжая отступать, хрипло проговорил Шахамсур.

Послы Рима, безоговорочное требование, — все это застало его врасплох! С ним отступали астролог и юная колдунья Ханаш, которая сразу, стоило ей взглянуть на гостей, распознала в них врагов. Лютых врагов! Смертельных! Не случайно пришедших в этот дворец!

— У вас есть этот Меч, — надвигаясь на них, проговорил Лонгин. — И не пытайтесь отдать нам другое оружие. Риму известно, каково оно! Стойте же, князь, ни шагу более! — повелительно выговорил он.

— Это — мой дворец! — прорычал Шахамсур. — И вы не смеете указывать мне!

— Нет! — грозно бросил Лонгин. — Мир принадлежит Риму! И вы — не исключение, князь! И Риму принадлежит меч Марса! — Он-то знал, как надо разговаривать с мелкой знатью провинций в их собственном доме! — Сюда идет когорта легионеров из Харата, — продолжал сенатор. — С ними катапульты и сирийская конница. Завтра они будут под стенами Шамсура. Если через четверть часа Меч не будет лежать здесь, — Лонгин указал рукой перед собой, — вы пожнете бурю, князь Шахамсур!

— Но раньше вы умрете сами, — прошипела Ханаш. — В этом дворце! Сегодня!

Аристарх и Варений, следившие за этой сценой, вытащили мечи. Вытаскивали мечи и охранники Шахамсура. В любую минуту спор мог перерасти в битву.

— Скажите этой девчонке, чтобы она не грозила Риму, — сказал Лонгин. — Это и ей может стоить жизни!

— Она видит наперед, — усмехнулся князь. — И вы, римляне, не исключение для нее! — Он засмеялся. — Хотя я и знаю, кто вы на самом деле, вы не сильнее нас!

Трибун Павлиний Коралла не выдержал первым: стеной он встал между спорщиками — Константином Лонгиным и князем Шахамсуром.

— Сенатор, нам стоит покинуть дворец, — вполоборота сказал он. — Нас мало. Мы должны дождаться наших солдат. Во имя Юпитера, сенатор, прошу вас…

— Проклятые римляне! — неожиданно выкрикнула Ханаш. — Будьте прокляты!

Она бросилась на первого, кто стоял перед ней — им и оказался Павлиний Коралла. В ее руке блеснул длинный острый кинжал — его она всадила по самую рукоять в открытую шею трибуна. Вырвала кинжал и ударила вновь, опять вырвала, и кровь фонтаном выстрелила из рассеченной артерии. Трибун, прошедший много войн, не ожидал такой смерти! Схватившись за шею, он покачнулся и, шагнув назад, повалился на мраморный пол. А Ханаш, тотчас отскочив в сторону, бросилась на Лонгина. Но прежде Александр успел выхватить меч из ножен и направить в ее сторону. В слепой ярости молодая женщина не заметила смертоносного жала. Она опомнилась только тогда, когда римский меч пронзил ее насквозь — через живот. И теперь окровавленное лезвие торчало из ее спины.

— Будь проклят! — вцепившись в плечо Александру, прошипела она, и глаза ее стали стремительно угасать.

Он сам плохо понял, что случилось, и все еще поддерживал ее — мертвую, пронзенную его мечом.

— Ханаш! — хрипло проговорил князь Шахамсур. — Дочь моя!! Дочь…

— Уходим, — взглянув на истекающего кровью трибуна Кораллу, которому уже нельзя было помочь, тихо проговорил Лонгин. — Очнись, Александр! — Сенатор увидел, что его племянник все еще не может прийти в себя, удерживая труп молодой женщины. Тогда он ухватил ее за плечо и оттолкнул — тело Ханаш соскользнуло с меча и упало в руки князя Шахамсура, который покачнулся, удерживая погибшую дочь. А потом она сползла на пол из его в миг ослабевших рук — упала криво, на бок, и ее черные косы перехлестнули лицо. Александр стоял, не двигаясь, взгляд его остановился на родинке, прилипшей к верхней губе юной женщины. Одно дело было зарезать изувера Септима, губителя христиан на арене Колизея, и совсем другое — лишить жизни шестнадцатилетнюю девочку. Пусть даже источающую яд…