— Мне когда-нибудь тоже стоит попробовать нечто подобное. — Джозефина из-за шума парившего над ними аэроплана слегка повысила голос. — Я ни разу в жизни не обосновывалась на новом месте.

— Вы всю жизнь жили в одном и том же доме?

— Нет, не в одном и том же доме, но всегда в чьем-то доме. Я прямо-таки эксперт по съемным квартирам, пансионам, отелям и прочим чужим домам, но это вовсе не то же самое, что выбрать дом для себя самой. — Она воткнула в землю вилы, чтобы Марта могла отрезать толстые корни, подобравшиеся к самой стене дома. — Наверное, это все из-за лени. Когда преподавала, я могла купить квартиру, но предпочла жить в самых что ни на есть уродливых комнатах, только бы ничего для себя не делать.

— Попробуйте тюрьму, — сухо посоветовала Марта. — Уж куда уродливей, и готовить ничего не надо. — Они некоторое время работали молча, погруженные в собственные мысли. — А у вас в Инвернессе есть сад? — спросила наконец Марта.

— Есть сад, и в нем каких только нет кустов и деревьев, начиная с гортензий и кончая араукариями, о которых мы непрестанно и мучительно заботимся. Но если меня спросят, какие растения в нашем саду я люблю больше всего, я скажу: нарциссы, которые без всяких моих стараний весной заполоняют все вокруг. Я знаю, это не слишком оригинальное наблюдение, и, наверное, если бы я была настоящим садовником, я бы на них не обратила никакого внимания, но мне все равно — я их люблю, и все тут. Каждый год я жду их появления, и каждый год они меня изумляют.

Из соседнего сада от кучи сжигаемых листьев потянулась струйка дыма, и воздух наполнился горьким ностальгическим запахом — последним прощанием слетом.

— Но ведь в этом и суть разведения сада, правда? — Марта вытерла с лица грязь тыльной стороной ладони. — Каждый раз чего-то ожидать, чего-то непреходящего. Именно это я и хочу здесь создать. Пусть другие заводят цветы в горшках и однолетние растения — для меня они слишком непостоянны. Не успели они зацвести, как уже надо думать о том, чем их заменить, — мне это сейчас не по нутру. Мне нужно то, что обещает вернуться, то, что заверяет меня: ты еще это увидишь, и не один раз. — Она подняла глаза, смущенная тем, что забрела в сферу эмоций, которую обе они так старательно избегали. — Нечто вроде ваших нарциссов.

Джозефина нагнулась, сняла перчатки, стряхнула с руки грязь и коснулась ладонью щеки Марты:

— Я не могу быть для вас тем, кем вам хочется.

Марта грустно улыбнулась и накрыла ладонью руку Джозефины.

— Но вы уже именно этим и стали: в том-то и беда. Мне вовсе не нужно, чтобы вы менялись. — Наползающие сумерки привнесли в сад дух меланхолии, и в струившемся дыме, смешанном с вечерним туманом, все вокруг постепенно окрасилось в бледно-охровые тона. Марта поднялась с места. — В вечернее время все принимает какой-то грустный вид. Давайте пойдем в дом.

Джозефина последовала за ней и в одиночестве уселась в гостиной ждать, пока Марта переоденется. Внутри дом выглядел именно так, как Джозефина и предполагала: элегантно, но не бог весть как аккуратно, меблированный по вкусу хозяйки, а не по моде или представлениям окружающих. Марта прожила здесь всего два месяца, а казалось, что намного больше. И Джозефина могла лишь представить, сколько времени и сил она потратила на этот дом, чтобы обрести, как выразилась Мэри Сайз, «что-то надежное».

Погода вдруг резко испортилась, и Джозефина, подойдя к французскому окну, стала вглядываться в темноту, с удовольствием прислушиваясь к звону дождя по стеклу.

— Здесь славный вид из окна, когда светло, — сказала Марта, подбрасывая в очаг принесенную охапку дров. — Видны лишь деревья за стеной, кое-какие крыши да шпили городских церквей вдали. — Она с осуждающим видом махнула рукой в сторону сада. — И позорная пустошь между ними.

— Но она же здесь не навсегда. К весне вы приведете сад в порядок.

— Уж в этом не сомневайтесь. В дом за углом вселяется Беверли Николс,[21]так что выбора у меня просто нет.

Марта возилась с очагом намного дольше, чем требовалось, и Джозефина заметила, что она держится теперь еще напряженнее, чем в саду, точно приход в дом окончательно выявил всю неловкость их отношений. Сейчас, находясь рядом с Мартой, Джозефина чувствовала себя совсем не так, как во время чтения ее дневника. Тогда под влиянием чувств Марты и способности их анализировать она ощущала себя неопытной школьницей-простушкой. Сдержанная и застенчивая, если только дело не касалось ее работы, Джозефина редко приводила кого-либо в смущение, но сейчас ощущала себя доминирующей стороной, от чего, как ни стыдно ей было в этом признаться, получала удовольствие.

Марта налила им обеим по стакану джина и села возле очага.

— Одежда ваша явно не для работы в саду — для чего же она предназначена?

— Для денька на море. Арчи нужно было поехать в Саффолк по делу, связанному с его расследованием, и он попросил меня составить ему компанию.

— А сержанта у него больше нет?

При этом выражение лица Марты точь-в-точь повторило выражение лица Арчи при каждом упоминании ее имени. Джозефину подобное сходство наверняка бы рассмешило, если бы она не находила сложившийся треугольник таким изнурительным. И ей тут же пришло в голову, что она вовсе не против отстраниться и оставить этих двоих разбираться между собой.

— А он знает, что вы здесь?

— Знает.

— Бьюсь об заклад, он счастлив донельзя.

Джозефина промолчала; она не собиралась втягиваться в разговор, направленный против Арчи, но и вступаться за него не считала нужным — ей не хотелось этим обижать Марту.

— У вас есть кто-то другой? — спросила Марта, и Джозефина покачала головой. — Знаете, я часто думала: а вдруг после моего ухода вы сойдетесь с Лидией? Она всегда вами восхищалась.

— Мы с ней друзья, и только, — поспешно заметила Джозефина, а про себя подумала: «Неужели мне сейчас придется объяснять и оправдывать отношения с каждым из моих друзей?» — И дальше этого дело никогда не пойдет.

— За какую же черту вы не преступаете? Вы не проводите с ней время? Вы не получаете вместе удовольствия? — Марта допила джин и встала, чтобы налить себе еще. — Или не занимаетесь любовью?

Джозефина понимала, что вопросы эти являлись не более чем средством душевной самозащиты, однако для нее они были не такими уж безобидными. Отношения Джозефины с Мартой до настоящего времени принципиально ничем не отличались от ее отношений с другими людьми. С Лидией Джозефину сближал дух творчества и взаимное восхищение, но стоило им оказаться наедине, как она начинала чувствовать, что приходится притворяться и играть какую-то не свойственную ей роль; а если вычеркнуть из их отношений театр, у них мало что оставалось общего. В дружбе с Леттис и Ронни она черпала бесхитростную радость, которая ни одну из сторон ни к чему не обязывала. А с Арчи… Она, несомненно, любила Арчи и предпочитала его компанию любой другой, но понятия не имела, что стала бы делать, если бы он, как Марта, начал на нее давить. Однако Джозефина прекрасно знала, что Арчи никогда себе этого не позволит. Отношения со всеми этими людьми не несли в себе никакого риска, не влияли на ее жизнь в Инвернессе, которая в общем-то и была ее реальной жизнью.