Теперь Рафаэль говорил о любви, его хриплый голос придавал особое очарование фразам, которые по-английски прозвучали бы несколько высокопарно. Он говорил, что любит ее больше жизни.

Слова больше не были нужны, а вино и весь мир — забыты, когда они легли на одеяло, расстеленное на душистой техасской траве. Акры полевых цветов простирались вокруг них, кивая головками на прохладном ветерке, и серебряный 380 лунный свет отплясывал свой танец на их телах.

В этом зачарованном мире они были единственными людьми. Ночные птицы пели им серенады, а в отдалении койоты аккомпанировали птицам своим дрожащим воем. Возлюбленные принялись ласкать друг друга сначала медленно и нежно, потом с нарастающей страстью.

— Я говорил тебе, что хочу иметь четырех сыновей? — прошептал Рафаэль; его теплое дыхание щекотало ее кожу, заставляя Аманду трепетать. Она отрицательно покачала головой, ее руки обвились вокруг его шеи. Ей хотелось быть к нему как можно ближе, так, как только могут сблизиться мужчина и женщина.

— Нет, Рафаэль, ты никогда не говорил мне этого. И когда же ты собираешься начать создавать эту большую семью? — Она все еще говорила, когда он начал делать это своими руками, заставляя ее трепетать от ожидания, вознося на самые вершины чувственности.

— Сейчас, любовь моя, — ответил Рафаэль, улыбаясь Аманде грешной улыбкой, в то время как его рука дарила ей первый трепещущий экстаз. Он привлек ее к себе и заключил в объятия.

А когда она привстала на колени, так что длинные шелковистые пряди волос защекотали плоские мускулы его живота, у него перехватило дыхание. Ее тонкие пальцы скользили по его коже, лаская каждый шрам, следуя по дорожке темных волос от груди вниз, и Рафаэль наконец застонал от наслаждения…

В конце концов, не в силах больше терпеть, он перекатился так, что Аманда оказалась под ним, и стал, целуя ее, говорить те самые слова, которые она хотела услышать, — слова о том, что всю свою дальнейшую жизнь она проведет с ним, Рафаэлем.