— Увы, ничем не могу вам помочь, — с наслаждением произнесла я.

Это был самый прекрасный момент за последние несколько дней. Однако, косясь на убитого горем отца Этварта, я то и дело ловила себя на мысли, что в таком положении его оставлять нельзя. Придумать, как помочь страдающему от тоски священнослужителю, я пока что не могла, но кое-какие предположения у меня оформились. Ясно было, что в подобных ситуациях клин вышибают клином. Но кто и при каких обстоятельствах смог бы затмить воспоминание о демонической соблазнительнице, в сравнении с которой меркли все прелести провинциальных простушек?..

Потихоньку светало. Очертания деревьев становились все более ясными, и вскоре Констан задул фонарь, который и без того собирался вот-вот погаснуть. Мы вышли на пригорок, оставив за спиной лесок и его прелую сырость. У подножия холма, на вершине которого мы, не сговариваясь, замерли, лежала дорога, ведущая в Эсворд. Сам городок был невидим за деревьями, а вот мельницу можно было бы разглядеть, кабы не утренний туман над речной низиной, в белесой дымке которого терялась дорога.

То было прекрасное утро. В тот момент мне было совершенно ясно, что подобные рассветы стоят того, чтобы видеть их еще много лет подряд. Воздух был таким ароматным и свежим, что дышать хотелось чаще и глубже, а главное — до глубокой старости, которая мне, увы, не грозила.

Почему остановились остальные, я не знала. Может быть, Констан устал под тяжестью дребезжащего мешка, Этварт давно не выбирался на природу, а Виро собрался помирать. Но ощущение было такое, словно мы чего-то ждали.

И дождались.

Прекрасную утреннюю тишину прорезал женский визг, быстро приближающийся со стороны мельницы. В дуэте с ним выступал злобный рев, уже знакомый всем, кто сталкивался с разъяренным мельником.

— Это еще что за черто… — начала я, но не успела договорить, потому что из тумана на дороге у подножия холма появилось вопящее нечто, более всего напоминающее растрепанную девицу в ночной рубашке, а следом за ней с какой-то оглоблей в руках пробежал мельник.

— Да это никак дочка бургомистра! — брякнул Констан.

«Да-а-а, выходит, я польстила уму местных девиц, когда думала, что в Эсворде никто не будет шляться по ночам, желая встретить вампира!» — кратко подытожила я пронесшиеся в голове умозаключения. Еще одну секунду я потратила на принятие важного решения, а затем схватила отца Этварта за шиворот и заорала ему в ухо:

— Спасайте ее, немедленно!

После чего с большим удовольствием отвесила ему смачный пинок пониже спины и с таким же удовольствием понаблюдала, как он кубарем катится с холма точно наперерез девице.

— Ну вот, теперь можно и передохнуть. — С этими словами я уселась на траву, наконец-то довольная собой.

Никто со мной не спорил.

…Наблюдать, как кто-то кого-то спасает, было довольно интересно, куда интереснее, чем самому заниматься спасением. Слышно было плохо, поэтому происходящее внизу приходилось воспринимать как пантомиму. Вот мельник замахивается своей дубиной, вот несколько помятый отец Этварт храбро заслоняет девушку, которая в страхе заламывает руки… Мельник гневно тычет в нее пальцем и объясняет священнику, почему ее непременно нужно прибить… Как же я его понимаю! Все же любую девицу, у которой ума хватает ровно настолько, чтобы бродить ночами в поисках вампира, следует непременно огреть оглоблей. Но так как речь шла о дочери бургомистра, то придется поступиться принципами. Почему же я сразу не догадалась, что…

— Бдизнаков не сусесдвуед, я зе гободил! — самодовольно прогундосил секретарь.

— Гободили вы, да… — отозвалась я с досадой, но возразить, по сути, было нечего, так что я дала волю гневу. — Надо же! Мы потратили целую ночь впустую из-за этой дурищи! Упырь ей понадобился в кавалеры! Остальные все слишком простые и незамысловатые! Поэтому нужно ходить туда, где находят жертв вампира, и распевать там заунывные песни, чтоб кровопийца оценил всю ее сложную натуру, жаждущую настоящих страстей, и вышел представиться… тьфу!

Секретарь хмыкнул и покосился на торбу отца Этварта со значением, а потом выразительно перевел взгляд на самого священника, который размахивал руками перед носом мельника и что-то ему внушал пронзительным голосом.

— Ну да, именно поэтому я и отправила этого долгополого! — огрызнулась я. — Ему не хватает страстей, ей не хватает страстей… Желают, чтобы любовь была непременно тайная, с мучениями, с этой, как ее… порочной романтикой — получайте!

Виро издал серию скептических звуков, на которые я хотела ответить гневной отповедью, но тут меня вдруг поддержал Констан:

— Госпожа Глимминс правильно рассуждает, хоть и по-вредному. Сами посудите, господин секретарь, нешто этой барышне упырь бы понадобился, если б ей справные парни по душе были? А тут история известная: с такими мамзелями токмо за ручку гулять да про вечную любовь толковать. Чуть только руки распустил — а как не распустить, ежели тебя природа ничем не обделила? — как сразу по физиономии и схлопочешь. А наш отец Этварт известный говорун, и в глазу огонь, несмотря на духовный чин. С затруднениями в отношениях с женским полом опять же. Он ей такого понарассказывает про мучения сердечные, что и упырь не понадобится. Что может быть милее для такой барышни, как не спасение от смертельной опасности? А тут все в наличии будет — и спасение, и таинственность, и разговоры. Так что все верно: ей не желается, ему не можется. До поры до времени, конечно, но там уж как получится. А главное — этот… антораж, романтика…

И он с одобрением кивнул головой. Виро скривился, но неохотно пожал плечами, признавая, что в сказанном есть зерно истины. Я заподозрила, что теперь не только я в курсе истории с суккубом. Слух и у секретаря, и у ученика был куда лучше, чем я полагала.

Между тем драма внизу постепенно шла на спад. Мельник смачно плюнул, развернулся и пошел к мельнице, волоча за собой дубину, а отец Этварт, заботливо поддерживая девицу под ручку, двинулся к городу, забыв и о своей торбе, и о нас, и, надеюсь, о суккубах.

Нет, все же история с привидением у мельницы закончилась как нельзя лучше, хоть и бестолково, сказала я себе. Хорошо, что призрака никогда не существовало. Вряд ли мы сумели бы его упокоить в компании со священником, у которого в голове творился сплошной разврат, отягощенный кризисом веры, да еще эта лягушка… Почем знать, вдруг и впрямь боги испытывают непреодолимое отвращение к лягушкам? А так, вполне возможно, кто-то после сегодняшней ночи станет чуть счастливее. Хотя бы мельник, который наконец-то выспится.

Туман уже начал рассеиваться, и первые лучи солнца ласково согрели мою озябшую спину. Я вздохнула и сказала себе: «Полчаса покоя. Самая малость. Пусть остальные делают что хотят». После этого легла на мокрую от утренней росы траву и уставилась в розовеющее небо.

Некоторое время Виро с Констаном размышляли о чем-то своем, а затем последовали моему примеру. Мы все-таки слишком устали, чтобы идти домой, где, боюсь, никого из нас не ждало ничего хорошего.