— Гм, — сказала я, не решаясь что-либо говорить далее, ведь меня так и подзуживало выложить все, что я думаю и про декламаторов, и про их ценителей, и про визитеров.

Теннонт в ответ хмыкнул еще более саркастически, намекая на то, что не мне с ним соревноваться в искусстве многозначительного хмыканья, после чего удалился.

Виро и Констан продолжали дрыхнуть, я же, шатаясь и зевая, побрела к комоду, на дверце которого висела порядком замызганная тога. Чистые рубахи у меня закончились, равно как и целые штаны, а приличия все же следовало соблюдать, так что без хламиды было не обойтись. В зеркале, которое до этого скрывалось за складками тоги, отразилось ужасное нечто, заставившее меня отшатнуться, издав богохульное восклицание. Синяки под глазами от недосыпа удачно сочетались с настоящими синяками и ссадинами, покрасневший от насморка нос пересекала опухшая царапина, и все это было обрамлено сбившимися в колтуны лохмами. При взгляде на гребень мне внезапно подумалось, что близкая смерть — не худшая участь.

К счастью, у тоги был капюшон, поэтому я натянула его почти до подбородка, нашарила домашние шлепанцы и побрела в гостиную узнавать, какое же еще бедствие свалилось на мою нечесаную голову. Виро бдительно приподнял голову, проводил меня остекленевшим взглядом и захрапел еще до того, как улегся обратно.

…Проситель расположился на скамейке, чуть поодаль от дам, прилежно внимающих Теннонту, который увлеченно рокотал что-то о несчастной судьбе изгнанника в Северных Пустошах. Получалось у него и в самом деле неплохо, по крайней мере, дядька — усатый тощий крестьянин неопределенного возраста — сидел ровно, как отличник в приходской школе, и даже дышал вполсилы, явно впечатленный историей. А заподозрить его в неискренности, в отличие от остальных, повода не было.

Я, стараясь не нарушать торжественности обстановки, прошаркала к нему, дотронулась до плеча и сделала пригласительный жест, указывая в сторону кабинета. Дядька вздрогнул от неожиданности, поднял на меня глаза и внезапно побелел, издав булькающий звук. Я сообразила, как выглядело мое появление в глазах этого тонко чувствующего человека после того, как он несколько минут слушал выразительное описание пристанища демонов, но не придумала ничего лучшего, как похлопать его по плечу еще раз, стараясь, чтобы это выглядело ободряюще. Затем я решительно повлекла его за собой. Должно быть, бедный крестьянин решил, что ему сейчас предстоит увидеть воочию все то, о чем он только что слушал, потому что покорно последовал за мной на нетвердых ногах. Теннонт, не прерывая чтения, из-за которого его брови непрестанно шевелились, проводил нас осуждающим взглядом, который повторила вся группа поддержки в лице присутствующих дам. У меня даже в спине закололо, а крестьянин всхлипнул, не сдержавшись.

В кабинете я расположилась в кресле за столом Виктредиса и в полной мере осознала, как же приятно ощущать, что перед тобой трепещут. Проситель трясся, как овсяный кисель, бросая на меня испуганные взгляды.

— Так, уважаемый. — Голос у меня стал ниже и приобрел шелестящие нотки. — Что привело вас сюда?

Дядька поежился, пару раз беззвучно открыл рот, потом закашлялся и наконец, когда я уже отчаялась услышать что-то внятное, пискнул:

— Помидоры!

— Что — помидоры? — переспросила я уже нормальным голосом и немного сдвинула капюшон, потому что слово «помидоры» никак не вязалось со зловещими интонациями.

— Новейшего сорту помидоры, «Княжеское сердце». — Дядька пришел в себя, и я почувствовала, что еще не раз огорчусь его многословности, так вспыхнули его глаза на последних словах. — Ни у кого таких в Болотцах нету. Я специально из Изгарда семена выписывал, а там их прямиком из Ликандрика получили. Томаты сии характеризуются крайней урожайностью и сочностью, слава о которых дошла до моих ушей в минувшем году. Двоюродный братец жены моей, что в южных землях живет, в письмах своих описывал, что количество плодов превосходит всяческое воображение. А так как наша семья испокон веков держит самую лучшую овощную лавку в Эсворде, то я возгорелся помыслами о сих дивных помидорах, которые, по моим подсчетам, должны были принести в два раза больше прибыли с той же самой площади. Семена, правда, дорогущие, словно их из какого эльфийского дворца прямиком высылают. Поистратился я прилично, однако ж первые ростки утешили меня. До чего ж они были… зеленые! Зеленее, чем обычные помидоры. И стебельки у них были… крючковатее! Эх… не понять этого никому! И как же я холил рассаду, лелеял… Детей своих я не так дарил вниманием и заботою, как эти чудные томаты!

— Да-да, я поняла, — пробурчала я, барабаня пальцами по столу. — Удивительно зеленые и крючковатые всходы случились. И что же?

— А потом они принялись расти, да так споро, что я только диву давался! И что за сочные и крепкие это были стебельки, я вам скажу! Так, бывало, рукой слегка проведешь по листочкам, а они…

— Арргхх! — Я поняла, что все истории о любви, которые мне довелось услышать до сего момента, померкнут перед этой.

Дядька сбился и согнал с лица мечтательное выражение.

— …Ага, понял. Всем были хороши они, обещая мне каждым своим побегом невиданную прибыль, но оказалось, что наш климат для них очень уж засушливый. Ужо как я их ни поливал, но увядали голубчики мои. И соседи принялись поговаривать, чтоб я воду из колодца, что на улице нашей, не переводил в таких количествах, а иначе… Небеса, однако ж, вняли моим молитвам слезным, и лето выдалось дождливым. Воспрянули и потянулись к небесам всеми своими листочками мои ненагля… Ой.

Я кивнула, соглашаясь с тем, что повествование снова ушло не туда, и дядька, сглотнув, продолжал:

— Но, как ваша милость может заметить, последнюю неделю погода стоит солнечная, дождика не видать, а прямые солнечные лучи пагубно влияют…

— Так. — Я наконец поняла, к чему ведет этот любитель помидоров. — Вам нужен дождь?

— Да! — страстно выдохнул дядька, прижав к тощей груди руки. — Затяжной. Чтоб несколько дней кряду. А иначе… разорюсь. Я же все хозяйство ради них забросил!

На всякий случай я покосилась на приоткрытое окно, в котором было видно, что вечереющий небосвод абсолютно чист. Высоко над огородами чертили воздух стремительные ласточки, сообщая даже самым неискушенным знатокам народных примет, что дождя в ближайшее время не предвидится.

Погодная магия по своей сути совершенно бесхитростна. В этом-то и таится ее главная сложность. Представьте себе повозку, стоящую на вершине холма. Достаточно толкнуть ее один раз, и она покатится сама. Другое дело повозка, стоящая у подножия холма. Чтобы она покатилась, ее надобно сначала вытолкать на вершину. А для этого нужна недюжинная сила.

Точно так же дело обстояло и с вызовом дождя в прекрасную, ясную погоду, когда на небе не сыщется ни одного облачка, и даже ветерок не шелестит в листве. Никакие колдовские уловки, хитрости и отточенные формулировки заклинаний тут не годились. Только магическая сила, которая либо есть, либо ее нет. Если бы нашлась хоть одна примета возможного дождя — возникла бы белесоватая дымка на закате, небольшое облачко, скрывшее покрасневшее солнце, спрятались бы крапивницы или подал бы голос перепел, то у меня была бы надежда справиться с этой напастью. Но все указывало на то, что погоде полагалось быть ясной еще долгое время: из лесу доносилось звонкое кукование, и закат был настолько золотисто-розовым, насколько это возможно. Стало быть, проклятая повозка была у подножия холма.