Маша сочувственно хмыкнула:

– Духовное пробуждение редко бывает легким, Кармел.

Фрэнсис подняла руку:

– Мне нужна ручка. Я не могу приготовить выступление, если не запишу его. – Она похлопала по пустым карманам своего тренировочного костюма. – Мне нечем писать!

Маша повела себя так, будто Фрэнсис ничего не говорила.

– А теперь, мои солнышки, я желаю вам удачи. Я вернусь на рассвете. Соберитесь с мыслями. Задавайте правильные вопросы своим клиентам и слушайте сердцем. Убедите меня в том, что каждый из вас заслуживает жизни. – Она с любовью посмотрела на Яо, как на своего спящего ребенка, погладила его по голове, потом перевела взгляд на экран. – Позвольте оставить вас с этими словами: «Со всем усердием делай сегодня то, что должно. Кто знает? Завтра может прийти смерть». Так сказал Будда. – Она молитвенно сложила ладони и опустила голову. – Намасте.

ЛАРС

Гости «Транквиллум-хауса» стояли сгрудившись в центре комнаты и перешептывались, опустив головы, словно кучка курильщиков, которых выгнали из офиса на улицу в холодный день. Ларс чувствовал едкий запах пота и затхлое дыхание. Бен и Джессика держались за руки. Кармел и Фрэнсис грызли ногти. Тони с настойчивостью дергал себя за нижнюю губу, словно мог каким-то образом придать рту нужную форму для правильных ответов, а Зои массировала живот, уставившись на собственные носки под пристальными взглядами родителей.

– Я уверена, что с Яо все в порядке, как вы думаете? А Далила? Маша никогда бы не смогла причинить кому-нибудь вред, – сказала Фрэнсис. – Ни за что на свете. Она считает себя целителем.

Ларс видел, что Фрэнсис пытается убедить себя. Чем дольше они тут торчали, тем примитивнее – во всех отношениях – становилась она. Ее красная помада исчезла, светлые волосы, прежде собранные в задорный хвостик по моде 1995 года, теперь прилипли к голове. Ларс симпатизировал Фрэнсис, но, находись он в камере смертников и будь у него возможность выбора, взял бы себе другого адвоката. Он вообще вряд ли выбрал кого-нибудь из этой пестрой компании. Впрочем, он даже не знал, имеет ли это какое-то значение. Маша, так или иначе, поступит так, как сочтет нужным.

– Мы должны сделать вид, будто согласны с этим безумием, – предложил Ларс.

– Я не возражаю, – отозвался Наполеон. – Мы должны подыгрывать ей и воспользоваться первой же возможностью, чтобы выбраться отсюда.

– Я в нее верила, – вздохнула Кармел. – Верила во все это. – Она жестом обвела комнату. – Думала, что преображаюсь…

– Значит, я защищаю вас, – взволнованно сказала Фрэнсис Ларсу. – Нам нужно поговорить. Боже мой, я все отдала бы за авторучку.

– Предположительно я защищаю вас, Фрэнсис, в этой нелепой… игре, – вздохнула Хизер. – Так что, я думаю, нам тоже нужно поговорить.

– Хорошо, да, но дайте я сначала поговорю с моим клиентом. – Фрэнсис часто дышала; она приложила руку к груди, пытаясь успокоиться, и Ларс улыбнулся. Она из того типа людей, которые будут играть в шарады с очаровательной серьезностью и неумением, словно речь идет о жизни и смерти, а теперь, когда речь и в самом деле идет о жизни и смерти (да нет, конечно!), ей грозит гипервентиляция.

– Давайте поговорим, Фрэнсис, – успокаивающим голосом сказал Ларс. – А потом вы убедите Хизер в том, что должны продолжать жить.

– Жалкое зрелище, – произнесла Хизер, они начали разделяться на пары.

– Нас нечетное число, – сказал Наполеон. – Так что я подожду своей очереди. – Он еще больше понизил голос. – Продолжу пока искать способ выбраться отсюда.

Наполеон отошел в сторону, засунув руки в карманы шортов.

Ларс и Фрэнсис уединились в уголке.

– Так. – Фрэнсис села, скрестив ноги перед Ларсом. Она нахмурилась так, что брови сошлись над переносицей. – Расскажите все о своей жизни. О ваших связях, вашей семье…

– Скажите ей, что я филантроп, много делаю для округа, волонтерская работа…

– Правда? – прервала его Фрэнсис.

– Вы же пишете выдумки! – воскликнул Ларс. – Так давайте займемся сочинительством. На самом деле не имеет значения, что вы скажете, если мы внешне будем согласны проделать это упражнение.

Фрэнсис отрицательно покачала головой:

– Эта женщина, возможно, помешалась, но она за милю чувствует ложь. Я согласна на это упражнение и буду делать его надлежащим образом. Рассказывайте все, Ларс, и немедленно. Я не шучу.

Ларс застонал. Он провел пятерней по волосам.

– Я помогаю женщинам, – сказал он. – Я всего лишь представляю женщин в бракоразводных процессах.

– Правда? И почему такая избирательность? – спросила Фрэнсис.

– Клиентки сами находят меня через сарафанное радио, – сказал Ларс. – Этот тип женщин принадлежит к одному кругу. Они все знакомы, вместе играют в теннис.

– Значит, вы представляете только богатых женщин? – спросила Фрэнсис.

– Я делаю это не ради любви, – ответил Ларс. – Я зарабатываю неплохие деньги. Заодно добиваюсь того, чтобы некоторые люди платили справедливую цену за свои грехи.

Фрэнсис постучала ногтем большого пальца по зубам, словно воображаемой авторучкой:

– Вы состоите в отношениях?

– Да. Мы вместе уже пятнадцать лет. Его зовут Рэй, и он, вероятно, предпочел бы, чтобы меня не «приговаривали к смерти».

Его вдруг охватила тоска по дому и Рэю, по музыке, по шкворчанию чеснока на сковородке, по воскресным утрам. Оздоровительные курорты ему надоели. Когда он выберется отсюда, то непременно отправится с Рэем в путешествие – в гастрономический тур по Европе. Рэй стал слишком тощим. Глаза больше лица. И эта его одержимость велосипедной ездой. Ноги двигаются с такой скоростью, что пропадают из вида; он мчится вверх-вниз по холмам Сиднея, все быстрее и быстрее, пытается вызвать приток эндорфинов во всем теле, забыть, что состоит в отношениях, в которых отдает больше, чем получает.

– Он хороший человек. – Ларс с удивлением обнаружил, что у него слезы наворачиваются на глаза, потому что ему пришло в голову: если он умрет, Рэя тут же перехватят, как товар повышенного спроса в супермаркете, и кто-то другой легко влюбится в него и будет любить так, как он того заслуживает.

– Бедняга Рэй, – пробормотала Фрэнсис, словно прочтя мысли Ларса.

– Вы почему так сказали?

– Ой, потому что вы такой красавец! В юности я ненадолго влюбилась в красивого мужчину, и это был сплошной ужас, а вы… – она показала на него, – такой вздорный.

– Это как-то обидно, – сказал Ларс.

В отношении тех, кто выглядел как он, существовало немало предубеждений. Люди и представить себе не могли сколько.

– Да, хорошо, давайте дальше, – сказала Фрэнсис. – Значит… детей нет?