после похорон Попе-лушко в ноябре 1984 года. Наш министр, действовавший в русле ее политики, показал пример другим западным лидерам, включая итальянца Джулио Андреотти, испанца Франсиско Ордоньеса и, конечно, англичанина Джеффри Хау — всем, кроме греков. 19 августа Тэтчер написала мне ответ из Корнуолла, где она находилась во время праздников: «Мы всегда ждем новостей о Польше и ее смелом народе».

Пришло время использовать ее уникальную роль в польском общественном мнении. В феврале 1988 года при содействии польского друга Густава Готтесмана, известного писателя, редактора и политической «темной лошадки», был подготовлен анализ ситуации в Польше на десяти страницах, который я отправил госпоже Тэтчер вместе с просьбой о помощи. Статус Польши в Европе упал до уровня страны «третьего мира», писал я. Средний заработок рабочего составляет 30 000 злотых в месяц, что приблизительно равно 60 долларам. Многие продукты невозможно купить, или на них выдают талоны. Потребление мяса составляет два с половиной килограмма в месяц, включая колбасу. Потребление шоколада — 200 граммов в месяц для детей младше шестнадцати лет, взрослым же его вообще не выдают. Из-за нехватки анестезирующих средств нельзя проводить серьезные хирургические операции. Туалетная бумага настолько дефицитна, что люди вместо нее используют старые газеты и журналы. Основные лекарства тоже в дефиците. Магазины переполнены недовольными посетителями, а продавцы нередко выставляют на витрины таблички с надписями: «нет бритв, нет ваты, нет тампонов» — чтобы посетители к ним даже не заходили.

30 ноября государственные экономические планы обсуждались на референдуме. Голосовали менее двух третей избирателей, и из них менее двух третей были за принимаемые меры. Для социалистической страны это было сокрушительным поражением. Затем, по итогам опроса общественного мнения, оказалось, что около 60 процентов молодых поляков предпочли бы уехать за рубеж на длительный срок или навсегда. Они называли причины: низкая зарплата, плохое жилье и отсутствие перспективы. Такое отчаяние было абсурдным и трагичным для страны, богатой полезными ископаемыми и квалифицированными людскими ресурсами.

Я спрашивал, что же в этой ситуации должен предпринять Запад. Многие считали, что он не должен делать ничего. В конце концов, Польша была самым крупным союзником СССР. Разве Запад виноват в том, что навязанная ей советская система оказалась неспособной удовлетворить основные экономические потребности народа? Можно было из идеологических соображений оставить Польшу «вариться в собственном соку», чтобы она являла всему остальному миру ужасный пример того, что на самом деле представляет собой марксизм-ленинизм.

Можно было применить политику экономической помощи, известную как «план Маршалла», чтобы ослабить в Польше влияние коммунизма и показать, что она не может обходиться без помощи Запада. Это успокоило бы страну. Любые волнения плохо бы отразились на противостоянии Восток — Запад и реформах, проводимых Михаилом Горбачевым. Такую политику пришлось бы предложить польскому правительству при том понимании, что она не будет попыткой подорвать суверенитет страны или заставить ее выйти из советского блока.

8 февраля премьер-министр ответила мне, что пока не погашен польский долг западным правительствам и банкам в размере 40 миллиардов долларов, было бы неправильным рассматривать вопрос о крупных вложениях в польскую экономику, но при определенных обстоятельствах Запад может пойти на договоренность о новых долгосрочных кредитах и отложить сроки возврата долгов. Самое главное, чтобы «польские власти четко проявили согласие на реформы». Подразумевалось, что это повлечет за собой не только экономические, но и политические перемены. Другими словами, если экономике требовалась помощь, то рабочих необходимо было успокоить. Как это можно было сделать? Государство не могло поднять уровень жизни в стране в короткий срок. У него не было денег. Только продолжив диалог с Лехом Валенсой и движением «Солидарность», оно могло удовлетворить требования рабочих. Такой диалог был экономической необходимостью, хотя включал и политические уступки, а это могло парализовать всю политическую систему Польши. Польскому правительству предлагалось проглотить горькую пилюлю.

Если бы «план Маршалла» вступил в силу, то экономику страны пришлось бы приводить в порядок. Принцип сиюминутных жертв ради выгоды в будущем, сначала отвергнутый референдумом, все же восторжествовал бы. Нужно было бы повысить цены и снизить заработную плату. Также пришлось бы отменить субсидии на питание, а курс злотого оставить на прежнем уровне. Разница в зарплатах стала бы более ощутимой, а число занятых в таких отраслях индустрии как судостроение и добыча угля, сократилось бы. Условия, выдвигаемые Западом, показались бы марксистам сущим кошмаром.

В начале 1988 года наше министерство иностранных дел предложило мне принять участие в британско-польском круглом столе, который проводился в Розалине, недалеко от Варшавы. Меня не приглашали на подобные мероприятия с 1969 года, после того как польская сторона окрестила меня «белогвардейцем». Мы приехали в Польшу 6 мая и обнаружили, что кораблестроители Гданьска и шахтеры Новой Гуты снова бастуют. Валенса и его основные сторонники занимали помещения, в то время как милиция ставила вокруг кордоны, надеясь уморить забастовщиков голодом. Несколько лидеров «Солидарности», включая Онышкевича, были арестованы. Другие, как Адам Михник, укрылись в костелах. Некоторые крупные заводы симпатизировали восставшим. Нашу группу участников круглого стола, состоявшую из семнадцати членов парламента, журналистов, дипломатов, академиков и бизнесменов, привезли в Розалин и поселили в полуразрушенном сельском доме без телефона и горячей воды.

Мечислав Раковский, тот самый, который пытался помочь мне с книгой о Гомулке в 1969 году, а теперь занимал пост заместителя премьер-министра, пришел к нам на обед и выразил свое восхищение Маргарет Тэтчер, чьи законы о профсоюзах легли в основу его собственных; он также высказал уверенность в поддержке Всемирного Банка. Польша очень бедна и нуждается в займах уже сегодня, продолжал он, потому что у нее никогда не было колоний, которые можно эксплуатировать, к тому же Великобритания предала ее в начале второй мировой войны[121].

Когда Раковский пришел на дискуссию о «Солидарности», его убеждения были более чем твердыми. Он сказал нам, что не намерен ни говорить с Валенсой, ни снова легализовать его движение. Он отметил, что рабочим бессмысленно просить 50-процентного повышения заработной платы даже при 70 процентах инфляции, если за последние десять лет производительность упала на 7 процентов. Он также указал на неорганизованность и отсутствие дисциплины в рядах забастовщиков и поинтересовался, что бы на его месте сделал британский премьер-министр. Он не смог предложить никаких мер, чтобы снять недовольство рабочих, которое могло затянуться надолго. Он также не смог объяснить, зачем Всемирному Банку и западным бизнесменам вкладывать деньги в экономику, где царит такой беспорядок. Раковский сел, и председатель от британской стороны Марк Бонэм-Картер предложил поднять бокалы за «Польскую Народную Республику». Я не смог заставить