в целом более сбалансированным отношениям между государством и обществом. В Гватемале же, напротив, правительство превратилось в хищника, не готового щедро делиться кофейным благосостоянием со своим народом. Возможно, это было вызвано действительно случайностью: в Коста-Рике нужные, правильные деятели, понимавшие долгосрочные интересы своей страны, оказались в правильном месте в решающий момент и смогли определить социально-экономическую парадигму на долгие годы вперед. Но не исключено, что более важную роль в судьбе страны сыграли все же достаточно объективные факторы: считается, что в Коста-Рике исторически было больше свободных земель и мелких землевладельцев.

Но, наверно, читателя гораздо больше интересует ответ на эти вопросы в применении к его собственной стране. Понятно, что колоссальную роль играла и география — невероятные размеры, делавшие эффективное управление и распространение передовых элементов культуры делом крайне непростым. Суровый климат не способствовал эффективности земледелия, а значит, и накоплению излишков, необходимых для перехода на принципиально иные уровни развития. Долгое подчинение Золотой орде, разумеется, сыграло свою роль. Неудачный царь в критический момент начала Первой мировой войны, к участию в которой Россия была решительно не готова, это, может быть, и случайность, но вполне серьезная по своим последствиям. Беспрецедентное уничтожение и материальных ценностей, и человеческого капитала в ходе двух мировых и особенно Гражданской войны и массового государственного террора — что здесь причина, а что следствие? Какой-то замкнутый роковой круг. Он замкнулся десятилетиями власти правительства, не понимавшего и не желавшего понимать основных законов экономики, ценообразования, прогнозирования и так далее. А по выходе из круга в стране обнаружилось отсутствие институтов гражданского общества (а значит, и крайне малая эффективность того самого «социального капитала») и космического уровня коррупция — стоит ли, впрочем, всему этому удивляться после такой-то истории? Учитывая чудовищное нагромождение всех этих факторов — культурных, климатических, географических и даже просто адского местами невезения, отставание России от стран Запада могло бы быть даже гораздо большим, чем сейчас.

Что делает страну богатой? Если рассуждать совсем приземленно, так это высокая и постоянно растущая производительность труда. А за счет чего же это достигается? За счет инвестиций в новые технологии, равно как и в человеческий капитал — то есть за счет того, что люди получают лучшее образование, лучше обучаются и получают лучшие знания. Почему же не у всех это получается? Сводится все к тому же — к институтам. К правилам игры, которые определяют то, как работает общество.

Если взглянуть на ситуацию в странах, которым никак не удается разорвать порочный круг, то станет понятно: они не только менее развиты в экономическом отношении, но и чаще всего более коррумпированы, менее демократичны, менее свободны, более подвержены разного рода военным или силовым конфликтам.

Конечно, из всякого правила есть исключения. Так, многие богатые нефтью страны без всякой свободы и демократии, не создав сколь-либо прочных институтов, сумели разбогатеть благодаря нещадной эксплуатации природных ресурсов. Часть получаемой ренты пошла и на развитие системы здравоохранения и образования. Однако в отсутствие развитых институтов они не смогли построить гармоничного общества. Вот только один пример: число студентов в вузах Саудовской Аравии выросло за последние десятилетия во много раз, но подавляющее большинство из них изучают богословие. При всем уважении, погружение в софистические глубины толкования Корана не заменит современных технологических знаний, средневековая культура продолжает воспроизводить свои архаичные черты. Нет институтов, нет сдержек и противовесов, нет гражданского общества, а потому все это благополучие стоит на шатком фундаменте, который может рассыпаться при падении цен на сырье или других внешних или внутренних потрясениях.

Наверное, пример крохотного тихоокеанского государства Науру может показаться анекдотичным, но все же он достаточно показателен. Остров, все население которого не превышало и десяти тысяч человек, был чрезвычайно богат фосфоритами, и, торгуя ими, страна смогла обеспечить своему населению очень высокий уровень жизни. Науру называли тихоокеанским Кувейтом. В середине 70-х годов ВВП в расчете на душу населения приближался к 50 тысячам долларов, по этому показателю Науру уступала только Саудовской Аравии. ООН подсказала властям, что это положение может долго не продлиться, а потому надо вкладывать деньги в фонд национального благосостояния, который мог бы обеспечить доходы в будущем, когда запасы сырья будут исчерпаны.

Власти вложили в этот фонд достаточно большую для крохотной страны сумму — более миллиарда долларов. Но коррупция и некомпетентность — неизбежные спутники государств с неразвитыми общественными институтами — обрекли страну на разорение. Деньги в фонде были бездарно профуканы, национальный доход рухнул, страна вернулась в состояние своей естественной нищеты. В настоящее время у нее не хватает денег даже для выполнения основных функций правительства. Например, Национальный банк Науру неплатежеспособен.

Эта история может служить притчей для других государств, пренебрегающих развитием социальных институтов и гражданского общества, уповая на ископаемые богатства. Если природная рента уходит в основном на содержание непропорционально огромной армии и органов безопасности вместо ускоренного развития, то вряд ли у такого общества радужные перспективы.

А как же Сингапур, говорят в этих случаях сторонники власти «сильной руки». Да, Сингапур — это особый случай, и вообще-то смешно и нелепо равняться на эту уникальную страну с ее уникальной историей и возможностями. Что позволило этому маленькому государству, вовсе не богатому природными ресурсами, стать одной из самых богатых и благополучных стран? Авторитарность власти здесь носила необычный характер и изначально смягчалась чрезвычайной открытостью для международного финансового сотрудничества и торговли. Власть жестко боролась не с политическими диссидентами (иначе Запад не стал бы в нее инвестировать), а с коррупцией. С самого начала главной идеологией государства были объявлены не мифологические «скрепы», а обеспечение полной открытости и прозрачности всех данных о состояниях, доходах, коммерческих интересах и финансовых операциях. О покупке лояльности чиновничества за негласное разрешение воровать не могло быть и речи, при малейшем подозрении на взяточничество увольнялись, а то и предавались суду даже друзья и соратники правителя Ли Куан Ю. А поддержка населения обеспечивалась не массированной госпропагандой, а быстро растущим качеством жизни, прозрачностью деятельности государственных институтов и органов власти, а также важнейшим для любого общества ощущением справедливости суда: терминов «телефонное право», «понятия вместо законов» или крылатого выражения «закон что дышло: как повернешь, так и вышло», сингапурцы просто не поняли бы и не поймут и сегодня. С одной стороны, вмешательство государства в экономику сведено к минимуму, с другой — зарплаты чиновников и судей — одни из самых высоких в мире. И главное — открытость миру и его современным идеям, позволяющим Сингапуру постепенно выращивать свои институты. Например, рано укоренилась идея о необходимости первоочередных вложений в человеческий капитал, в частности в образование. В результате