прохожих: „Что ж это? И нас заставят раздеться?“ Мальчишки в полном восторге бежали за демонстрантами следом». Михаил Булгаков записал в дневнике в сентябре 1924 года: «Новость: на днях в Москве появились совершенно голые люди (мужчины и женщины) с повязками через плечо „Долой стыд“. Влезали в трамвай. Трамвай останавливали, публика возмущалась».

Нудистский пляж на Пречистенской набережной в районе Кремля, 1924 г.

Наконец, нарком здравоохранения Николай Семашко, считавшийся патроном прогрессивного движения, был вынужден дать в «Известиях ВЦИК» необходимые инструкции: «Подобное поведение необходимо самым категорическим образом осудить со всех точек зрения. Во-первых, жестоко ошибаются, когда думают, что если ходить голым, отрастить волосы и ногти, то это будет самая настоящая „революционность“. Во-вторых, путешествие по Москве в голом виде совершенно недопустимо с гигиенической точки зрения. Нельзя подставлять своё тело под пыль, дождь и грязь. Улицы Москвы — не берег Чёрного моря. В-третьих, очень спорно, содействует ли это дикое новшество нравственности. В тот момент, в который мы живём, когда ещё не изжиты такие капиталистические уродства, как проституция, хулиганство, обнажение содействует не нравственности, а безнравственности. Поэтому я считаю абсолютно необходимым немедленно прекратить это безобразие, если нужно, то репрессивными мерами».

Столь оригинальное понимание свободы отношений закономерно привело к росту преступлений, связанных с нарушением половой неприкосновенности и половой свободы личности. В середине 1920-х годов в СССР активно проводилось изучение вопросов интимной жизни граждан. Больше всего учёных интересовало, как она влияет на жизнь общественную. В рамках исследования более полутора тысяч молодых людей (в основном из рабочей и крестьянской среды) отвечали на вопросы и заполняли анкеты. Оказалось, что такая сексуальная непосредственность привела к довольно неприятным последствиям для общества: росту числа матерей-одиночек, венерических заболеваний и суицидов. Партийными и советскими органами в срочном порядке разворачивается активная пропагандистская и профилактическая работа. Известный популяризатор науки, врач-венеролог П. Д. Юшков публиковал свои народные лекции в стихотворной форме, которые пользовались особой популярностью у комсомольского актива. Например: «О том, как Нил всю деревню заразил» (быль в стихах) или лекция «Сифилис»:

Коль лечиться ты не станешь,

иль возьмёшь врача обманешь,

будешь водку, пиво пить,

или к женщинам ходить,

то тогда уж не пеняй

и не плачься, твёрдо знай,

коль кого ты заразишь,

то под суд за то влетишь.

Попадёшь тогда в тюрьму

года на три, а тому,

от тебя кто заразился,

где бы с ним ты ни судился,

но придётся заплатить,

за свой счёт его лечить[86].

В крупных городах отмечался значительный рост изнасилований, в том числе групповых. Советские чиновники посчитали, что оправданием уличному насилию безусловно может служить наличие естественного права у каждого строителя нового общества на удовлетворение своих сексуальных потребностей. Аргументация строилась обычно на том, что «изнасилования как такового не было, а акт совершался без согласия женщин, потому что те не хотели добровольно удовлетворить комсомольцев, противились „внедрению революционной пролетарской морали“». Однако когда такие случаи приобретали характер эпидемии (а это уже происходило повсеместно), власть была вынуждена реагировать — устраивать показательные процессы над насильниками и приговаривать их к длительным срокам заключения и даже к расстрелу, хотя Уголовный кодекс РСФСР 1922 года предусматривал максимальное наказание за это преступление в качестве пяти лет лишения свободы.

Понимание того, что ситуация окончательно вышла из-под контроля, пришло, когда стали известны подробности дикого преступления, совершённого самыми что ни на есть пролетариями, многие из которых имели комсомольские билеты.

С 1874 года в районе Лиговского проспекта в Петербурге существовал завод по производству водопроводных труб и арматуры, которым долгие годы владел швейцарец Франц Сан-Галли. Большинство жителей рабочей Лиговки так или иначе были связаны с этим предприятием, на котором трудились целыми династиями. После революции завод был национализирован, но сохранил свой профиль и стал называться «Кооператор». Да и в повседневной жизни городской окраины ничего особо не изменилось — заводские по-прежнему были её полноправными хозяевами. Недалеко от проходной, на углу Лиговского проспекта и Кузнечного переулка, располагалось кафе «Тенео» — популярное место, особенно после того, как в 1923 году после отмены сухого закона там наконец-то стали открыто торговать дешёвой водкой — «рыковкой».

О событиях, произошедших тихим августовским вечером в Чубаровском переулке, мы можем достоверно судить по следственным материалам уголовного дела, возбуждённого в отношении 27 подсудимых, обвинённых в групповом изнасиловании 19-летней девушки Любы Беляковой: «21 августа в 10 час. вечера работница пуговичной фабрики Любовь Б-ва проходила по Чубарову переулку, направляясь на Тамбовскую ул. к своей знакомой. Недалеко от угла Предтеченской на неё вышли трое неизвестных Б-вой хулиганов, которые схватили её за руки и за плечи. Сразу же вслед за тем к нападавшим присоединилась большая группа неизвестных Б-вой людей. В руках у некоторых из нападавших были ножи и кинжалы. Б-ву окружили, накинули на лицо какую-то тряпку и повели… Толпа, схватив Б-ву, подошла к пролому ограды сада б. Сан-Галли. Её заставили пролезть в сад. Полагая, что нападение проведено с целью ограбления, Б-ва стала снимать пальто, чтобы отдать его нападавшим, но ей велели лечь на землю. Когда она отказалась, кто-то из нападавших сильно ударил её в ухо; другие подбили под ноги, и Б-ва упала, потеряв сознание. Затем толпа нападавших принялась поочерёдно насиловать Б-ву. Насилование продолжалось 4–5 часов. Б-ву 4 раза перетаскивали с места на место. Несколько раз она приходила в себя и вновь теряла сознание. Насиловавшие истязали Б-ву и всячески над ней издевались. Приходя в сознание, измученная и разбитая Б-ва умоляла отпустить её. На это бандиты отвечали всякими циничными выкриками. Опасаясь, что насильники могут убить её, Б-ва начала симулировать проститутку — просила пива, сообщила свой адрес. Когда в темноте насильники зажигали спички, Б-ва вглядывалась в лица хулиганов, чтобы впоследствии иметь возможность их уличить. Затем Б-ва была выведена за ограду сада. С нею ещё почти до 3 час. ночи оставалось двое насильников, которые следили за тем, чтобы она не пошла в милицию жаловаться. Только появление на улице постороннего гражданина Нелюбшиса дало ей возможность уйти от насильников. С помощью Нелюбшиса Б-вой удалось дойти до ближайшего милиционера и заявить о случившемся» (Цит. по: Чубаровщина. По материалам судебного дела. М.-Л.: Государственное издательство, 1927. С. 14).

Как только информация о беспредельном даже для привыкшей ко всему Лиговки преступлении дошла до 7-го отделения милиции на Гончарной улице, по тревоге были подняты все территориальные подразделения, прилегающие к проспекту — 7-е, 5-е, 11-е, —