Он что, всерьез решил защищаться только своей дудочкой?

Револьвер будто бы сам прыгнул в жесткую металлическую ладонь, обтянутую грязной, прохудившейся на указательном пальце кожаной перчаткой. Катрина подняла оружие, но выстрелить не успела – что-то цепко ухватило ее за запястье, надавило и одним рывком опустило руку так, что револьверное дуло уставилось в пыльную дорогу.

– Не шуми раньше времени, – хрипло и совершенно спокойно произнес Ризар, все еще удерживая ее за запястье здоровой рукой, силы в которой было ничуть не меньше, чем в чудо-протезе от лекаря Коща. – Не затем приехали.

– А зачем тогда? – сквозь зубы прошипела девушка, силясь высвободится, но рука ганслингера даже не шелохнулась. Более того – сжалась чуточку крепче, и на миг Катрине показалось, будто бы человеческие пальцы, ухватившие ее за запястье, слегка вдавились, проминая металл.

– Именно это нам сейчас и расскажет твой знакомый, ведь так? – Ризар медленно разжал ладонь, отпуская Катрину, и слегка наклонил голову в знак приветствия. – Мне кажется, что у тебя были очень серьезные основания, чтобы так поступить.

– Более чем. – Дудочник бесстрашно подошел ближе, положив руку на кошель с орденским инструментом. – Я решил, что ты захочешь поучаствовать в охоте на одну из самых опасных тварей, что только можно отыскать в Лиходолье.

– И что же это за тварь, а? – резко, будто выплевывая последнее слово, поинтересовалась Катрина, спешиваясь и перехватывая лошадь под уздцы. – Решил наконец-то сдать нам свою чешуйчатую подружку?

Викториан лишь посмотрел на нее тяжелым взглядом и сказал всего одно слово, от которого у Катрины нехорошо засосало под ложечкой, а правый локоть, к которому крепилась искусственная рука, немилосердно зачесался и заныл.

Загряда.

Кошмар, который она увидела лишь мельком, когда на несколько мгновений пришла в себя от одуряющей боли в раздавленном запястье. Викториан тогда взвалил ее на плечо и повернулся, чтобы бежать из проклятого города. Всего несколько мгновений, которые утонули в памяти, чтобы всплывать беспросветным ужасом по ночам, превращая и без того беспокойный сон в сущее мучение.

Тянущиеся из-под земли гибкие зеленоватые стебли, усеянные круглыми, хватающими воздух пастями – самые маленькие толщиной с человечью руку, самые большие могли бы сойти за корабельную сосну. Они слепо рыщут по развороченной мостовой, вгрызаются во все, что попадается на пути: в деревянные обломки, в черепки, в человечью плоть тех, кому не посчастливилось оказаться слишком близко. И посреди всего этого кошмара – золотая шасса с ромалийским посохом в руках. Стоит твердо и незыблемо на свернутом в кольцо длинном хвосте, как превосходная статуя. Глаза горят, как два маленьких солнца, тонкие гибкие шипы на голове наполнены янтарным пламенем, по стоящему дыбом гребню то и дело проскакивают яркие красные искры. Вокруг нее льется кровь, багровая лужа обтекает чешуйчатый хвост, а в прозрачный колдовской щит перед самым ее лицом бьется неведомая тварь, о которой в записях Ордена Змееловов не было даже упоминания.

И на долю секунды Катрину испугало это сияющее расплавленным золотом существо сильнее, чем ужасающее нечто, рвущееся из-под земли. Испугалась Катрина – и впоследствии возненавидела себя за этот страх, от которого она, считавшая себя орденским палачом, снова ощутила себя маленьким ребенком, вцепившимся зубами в запястье под родительской кроватью, чтобы не завыть от ужаса, пока по комнате с грохотом бродит нечто, воняющее могильной землей и засохшей кровью…

– Слышал я об этом случае, – задумчиво произнес Ризар, машинально потирая ладонью заросший щетиной подбородок. – Знатно там нелюдь повеселилась, треть города ушла под землю, а народу пропало немерено. Говорят, Ордену Змееловов пришлось окружить это место вешковым кругом и нанести на карту новую черную метку. И ты утверждаешь, что здесь появилось что-то похожее?

Дудочник едва заметно пожал плечами – с равным успехом этот жест можно было расценить и как «да, а разве не видно», и как «не уверен».

– Значит, поохотимся, – спокойно произнес ганслингер, спешиваясь следом за Катриной и перебрасывая ей поводья своего коня, как какому-нибудь мальчишке-конюху. Причем бросил поводья так, что, если бы бывшая дудочница их не поймала, тяжелый ремень непременно ударил бы ее по лицу. – Но сначала ты скажешь нам, где шасса, которая была вместе с тобой.

– В городе, – лениво и с некоторой неохотой отозвался Викториан, кладя ладонь на пояс. – Тварь не слишком охотно выпускает тех, кто пришел в Златополь по доброй воле. Можешь попробовать ее сначала отыскать, если хочешь, а у меня нет времени на эти игры. Тут куда более крупная рыба наклевывается, а ты, пока носишься за карасем, рискуешь упустить громадную щуку.

На мгновение Катрина решила, что ее мрачный, с тяжелым взглядом спутник, который с одинаковой легкостью выпускал пулю как в нелюдь, так и в человека, качнет головой и приведет в исполнение тот единственный приговор, который Орден выносит своим служителям, замеченным в связи с нечистью, – смертный. Но, к ее немалому разочарованию, она все-таки ошиблась. Ризар только хмыкнул и положил металлическую ладонь на рукоять своего огромного длинноствольного револьвера. Коротко, отрывисто поинтересовался:

– Сюда вызвать сможешь?

– Один – нет. Для того и группу поддержки собрал, – ухмыльнулся разноглазый. – Отведите лошадей подальше, и мы начнем. Как раз тьма накатывает – самое лучшее время для того, чтобы вызывать воплощенный ужас.

Девушка невольно устремила взгляд на небо: Викториан не соврал, ночная мгла действительно накатывала с востока, пожирая остатки солнечного света и затягивая розовато-сиреневые небеса непроглядно-черной дымкой, сквозь которую не было видно ни восходящей луны, ни первых звезд. Лошади уже начали нервничать, и Катрина торопливо повела их за собой через мост к уже закрывающимся воротам. Оставлять животных на улице вместе с седельными сумками было рискованно – того и гляди, стащат, и если с потерей своих вещей девушка была готова смириться, то вот Ризар был бы весьма недоволен пропажей своего немногочисленного добра. А однорукий ганслингер был последним человеком, недовольство которого Катрина хотела бы вызвать, потому на мост она вернулась, когда «первый голос» уже построил шестерых дудочников в линию и поднес к губам инструмент, подобного которому девушка никогда не видела.

О нет. Видела.

Еще давным-давно, в прошлой жизни, когда, будучи послушницей Ордена Змееловов просиживала штаны в огромной библиотеке, выискивая в старых книгах крупицы бесценного знания, которые помогли бы ей развить ее талант и стать еще лучше, самой лучшей. В книге под названием «Ушедшие Кукольники», где было собрано многое из того, что Орден знал об этих давно исчезнувших мудрецах и великих волшебниках. Именно там Катрина впервые встретилась с описанием инструментов, которыми пользовались Кукольники. Это были тонкие, изящные раздвижные свирельки, усыпанные драгоценными камнями и украшенные письменами, помогающими превращать мелодию в приказ, а волю – в закон, которому подчинялось все живое и неживое. Те дудочки, которыми сейчас пользовались даже лучшие из лучших музыкантов Ордена, не шли ни в какое сравнение с теми, которыми обладали Кукольники. Ведь инструменты тех, кто впервые научил людей останавливать нечисть силой мелодии, были слышны всем и каждому и могли не только отдавать приказы, заставляющие замереть на месте, но и снимать проклятия, лечить и возвращать человеку, укушенному вампиром, утраченную бессмертную душу. Много чего могли, потому и не дали Кукольники своим ученикам, слишком порывистым и недостаточно мудрым с их точки зрения, такую власть в руки перед уходом. Сказали, что, если сами додумаются, как создавать такие инструменты, – значит, достойны ими владеть.