Я невольно улыбнулась в ответ, пододвинулась ближе и, бесцеремонно выдернув у Искры изо рта уже порядком пожеванную травинку, звонко поцеловала своего харлекина в губы. Он улыбнулся шире, обнимая меня свободной рукой за пояс и притягивая ближе.

– Знаешь, лежать тут становится не так скучно.

– Главное – не увлекаться, чтобы не пропустить нужный момент, – ответила я, уворачиваясь от очередного поцелуя. – Иначе Вик нам этого до конца жизни не простит. Да и мне неловко как-то будет.

– Ну, раз даже тебе будет неловко, – покачал головой оборотень, делая серьезное лицо. Все испортили смешинки, скачущие в золотисто-карих лисьих глазах, и ненадолго мне почудилось, что Искра даже рад тому, как все в итоге сложилось.

Ведь чем бы не обернулся нынешний вечер, если боги Тхалисса смилостивятся и мы оба сможем увидеть рассвет, это будет настоящим чудом, после которого можно будет поверить в светлое будущее. Потому как если нас не сломает Господин Златополя, то такая мелочь, как Орден Змееловов, и вовсе перестанет нас беспокоить.

Если же нам не суждено пережить эту ночь, мы все равно умрем свободными, с высоко поднятой головой, а не на коленях, ожидая смерти от тяжелых арбалетных болтов или длинных шестигранных кольев. Моя золотая змеиная шкура не украсит ничью одежду, а доспехи харлекина никому не станут трофеем.

Я покрепче сжала пальцы Искры, когда услышала далекий, становящийся все громче топот копыт. Кто-то приближался с последними лучами заходящего солнца, лишь не намного обгоняя наползающую на Лиходолье тьму.

– Едут, – почему-то шепотом проговорила я, хотя прекрасно знала, что от дороги мы слишком далеко и человечьему уху меня не услышать.

– Знаю. – Искра осторожно спихнул меня со своей груди, перевернулся на живот и припал ухом к земле. Даже глаза закрыл.

– Ну что?

– Три лошади, но всадников только двое, – наконец ответил он, приподнимая голову и выглядывая на дорогу сквозь чахлые кустики и остатки не успевшей пригнуться травы.

– Откуда знаешь?

– Две бегут медленнее, одна – быстрее, и ее постоянно одергивают. Значит, на ней вес гораздо меньше. Переметные сумы, но не всадник.

– Интересно, кого по дороге потеряли? – пробормотала я, вжимаясь в землю и силясь что-то разглядеть за переплетением тонких веточек у меня перед глазами. – Искренне надеюсь, что Катрину.

– Вряд ли, – хмыкнул Искра, вглядываясь в силуэты, показавшиеся на дороге. – Такие сумасшедшие бабы, как она, в огне не горят, в воде не тонут, и у нелюди на них жестокая аллергия и несварение желудка. Готов поспорить, что отсеялся тот придурок с дудкой, который пытался высвистеть нечисть у стен Огнеца. Либо сам в пасти у очередной твари сгинул, либо ему попутчики помогли, потому как надоел до смерти.

– Злой ты, – вздохнула я. – Но здравого смысла тебе не занимать.

– Только благодаря этому я еще живой и здоровый. – Он пододвинулся ближе и поцеловал меня в висок. – И ты, кстати, тоже. Жаль только, что сейчас нам здравомыслие не поможет.

– И почему же? – невольно улыбнулась я, всматриваясь в приближающихся всадников. Судя по тому, как за одним из них в воздухе болталась длинная коса, Искра оказался прав: от такой бабы, как Катрина, легко не избавишься. А жаль.

– Потому, что здравый смысл советует мне хватать тебя в охапку и убираться отсюда куда подальше. Но поскольку мы так явно не поступим…

Он замолчал, вжавшись в землю, и я невольно последовала его примеру.

На мост один за другим выходили люди, одетые в темно-синие легкие кафтаны, и у каждого на левом рукаве белой нитью был вышит символ Ордена Змееловов – змея, пронзенная мечом. Шесть человек. Седьмой шел последним и был одет в простую белую рубаху, заправленную в темные штаны с широким кожаным поясом. Именно он как бы между делом глянул в нашу сторону и торопливо отвернулся, доставая из чехла на груди тонкую блестящую свирельку.

– Легки на помине, – пробурчал Искра. – Надо же, всех собрать умудрился, сволочь орденская.

– И за что ты его так не любишь? – усмехнулась я, устраиваясь поудобнее и одергивая задравшуюся сорочку.

– За дело, – неохотно отозвался оборотень, осторожно приподнимая голову и глядя на происходящее на мосту.

Осталось лишь дождаться, пока подъедут всадники, и тогда станет понятно, можно ли с помощью объединенных усилий нескольких дудочников выманить Господина Златополя из-за городских стен…

Катрина резко осадила лошадь почти вплотную к небольшой группке людей, стоявших у опущенного моста. Ее душила злость, второй день не находившая выхода. И немудрено: два дня назад этот предатель, сбежавший из Огнеца в неизвестном направлении вместе с змеедевкой, вдруг дотянулся до ее орденского медальона с призывом о помощи. Издалека дотянулся – медальон едва отзывался, слегка подрагивая и становясь чуть теплее, но направление на юго-восток все-таки показал. И ведь знал, поганец, что его призыв не будет проигнорирован, хотя бы потому, что Катрина мечтала выследить и убить лично сбежавшего от нее в Огнеце дудочника. Не пристрелить из именного револьвера, как она хотела поначалу, – а с помощью тяжелого острого ножа, висящего на поясе. Медленно, глядя в глаза и наслаждаясь каждой каплей крови, стекающей по лезвию ей на пальцы, каждым мгновением его страданий.

Сейчас уже можно признать, что Катрина когда-то была влюблена в своего наставника и учителя. В разноглазого дудочника, который, несмотря на довольно молодой возраст, уже был в ранге «первого голоса». Она обожала его рассказы, приправленные ироничными замечаниями, могла часами разучивать новую мелодию для дудочки только для того, чтобы заслужить его одобрительную улыбку. В то время она мечтала, что когда-нибудь тоже получит статус «первого голоса» и будет вместе со своим учителем и, как она надеялась, любовником очищать мир от заполонившей его нечисти.

Но всем этим мечтам положила конец мелкая бурая шасса, одним ударом разделившая ее жизнь на «до» и «после». Змеелюдка, которая приползла на зов ее дудочки не для того, чтобы покорно умереть вместе со своими сородичами, а чтобы уничтожить ее, превратить из чистой сердцем наивной девчушки в то, чем Катрина являлась сейчас. В женщину, тайным удовольствием которой было убивать случайных любовников в момент экстаза, каждый раз представляя на их месте разноглазого дудочника. В ту, за спиной которой шептались орденские служители, с кем не хотел иметь дела никто, кроме отчаянных фанатиков, не видящих в своей жизни смысла без чужой крови и смерти.

Иногда в моменты странного просветления Катрина себя ненавидела. Но тучи в ее разуме быстро сгущались, и вместо собственного лица она все больше и больше ненавидела змеелюдов. И сильнее прочих – ту самую змеедевку, которая осмелилась жить после того, как лишила молодую дудочницу вначале ее предназначения, а затем и правой руки.

Вместо приветствия с губ Катрины сорвалось бранное слово, когда она увидела Викториана, стоящего на мосту. Одет он был куда как проще, чем другие орденские музыканты, нервно оглядывающиеся по сторонам, но в отличие от них держался спокойно и даже уверенно. На поясе у него висела трость, пропущенная через узкую ременную петлю, закрытый кошель с дудкой и ничего больше. Ни ножа, ни короткого меча, ни какого-либо другого оружия.