— Ты полная дура! Что я вообще знаю о поджогах?! Ты просто в состоянии нервного срыва! Опомнись, Габриела! Ты не в себе со времени гибели мальчика. Я сочувствую тебе, деточка! Мне тоже было непросто…

«Деточка», значит! Но Габби уже понесло, и остановиться она не могла.

— Нет, мама. Ты никогда никого не любила. Ты пиявка. Ты последнее готова отобрать. Ты делаешь вид, что любишь кого-то, а на самом деле просто не способна любить. Ты свалила свою вину на бедного Джеймса, которого сама же довела до психушки…

— Я не собираюсь слушать этот бред, Габриела! Ты не права! Полностью не права! Подумай хоть раз своей тупой башкой! Я души не чаяла во внуке! Что же до твоего брата, то я не верю… Полицейские, должно быть, ошиблись.

По страху в глазах матери Габби видела, что та врет. Все, в чем дочь ее обвиняет, — сущая правда.

— Я встретила твою старую знакомую Дженни. От нее я обо всем и узнала. Она рассказала мне о доме в Илфорде.

Женщине казалось, что она читает мысли матери. Она видела, как судорожно работают ее мозги, стараясь придумать, что бы такое сказать, выдавая очередную ложь, похожую на правду.

— Что с тобой, Габриела? Почему я должна тратить время, выслушивая эту несусветную чушь?!

Габби вдруг почувствовала, как ее покрытая шрамами рука сама собой тянется к большой бронзовой статуэтке кошки. Она ощутила ее тяжесть. Мать продолжала извергать из себя поток слов. Мир, по мнению Синтии Тейлор, вращается вокруг нее. Наравне с самим Господом Богом, ее слово является непреложным законом для членов семьи, которой она правит железной рукой. Молодая женщина видела, как двигаются губы матери, но не слышала произносимых ею слов. В ушах стоял навязчивый шум. А потом…

Подняв бронзовую статуэтку над головой, Габби изо всей силы ударила мать по лицу, и ее сознание затопила радость от того, что теперь она сполна рассчитается за все. Как хорошо! Наконец-то Синтия изведает, что такое боль. Наконец-то она перестанет мучить других, ломать чужие жизни… Она методично наносила удар за ударом, радуясь виду крови, бьющей фонтанчиком из разбитой головы Синтии. Она наслаждалась болью и страданиями матери.

Габби считала, что ее мать давно заслужила смерть. Если бы она убила эту тварь еще будучи подростком, то избавила бы многих людей от страданий, спасла бы человеческие жизни… Теперь она не отступит… Теперь ее мать заткнется раз и навсегда…

Синтия упала на белый кожаный диван. Габби услышала булькающий звук, который показался ей почти смешным из-за своей нелепости. Мелкие брызги крови наполнили воздух подобно красному туману. Габби радовалась, что двуличная сука и подлая убийца наконец-то заткнула свой грязный рот. Она надеялась, что Синтия в последние минуты жизни испытала не меньше боли и ужаса, чем ее маленький мальчик, когда боролся с удушьем и надеялся, что его спасет вот эта тварь, которая устроила поджог лишь ради того, чтобы получить то, что хочет.

Габби ударила еще раз… И еще… Каждый удар ослаблял тугой узел в ее груди. С каждым взмахом руки таяла ненависть, которую она испытывала к женщине, ставшей проклятием всей ее жизни.

Она взглянула на окровавленное тело, впервые за много лет почувствовав, что мир наконец-то воцарился в ее истерзанной душе. Теперь мать трудно было узнать. Из глубоких, рваных ран на лице с пугающей скоростью лилась кровь.

Габби смотрела на женщину, которую ненавидела почти всю свою жизнь. Потом уселась в обтянутое кожей кресло, которое Синтии продали под видом антиквариата, закрыла лицо окровавленными руками и разрыдалась.

— Ну и… Блин, Винсент, когда твои родственнички кого-то мочат, то это полный абзац! Они точно порожняк не гонят! — В голосе Берти Уорнера слышалось уважение. — Может, дать ей работу у нас в команде? — Он рассмеялся собственной шутке.

Винсент оглядел комнату и сокрушенно покачал головой. Неужели Габби способна на такое? Впрочем, учитывая все, что она рассказала, не стоит особенно удивляться. Всю жизнь Синтия только то и делала, что портила жизни тех, кто имел несчастье оказаться достаточно близко от нее. Теперь наконец-то нашелся человек, который отплатил Синтии за все совершенное ею зло.

Габби все так же сидела в кожаном кресле. Ее лицо, волосы и одежду покрывали брызги крови, но, как ни странно, впервые за много лет на ее лице было вполне умиротворенное выражение.

— Она это сделала, Винсент! Синтия убила нашего сына. Она подожгла наш дом, чтобы оставить детей себе, сохранить власть над ними. Она хотела, чтобы все были в ее власти, чтобы делали все, что она ни потребует. Она места себе не находила, если что-то шло против ее воли.

Винсент нежно обнял жену. Габби чувствовала себя такой уставшей от жизни! И это надолго. В случившемся он винил себя. Если бы не его бесконечные отсидки, трагедии могло бы не случиться. Ему следовало быть дома с женой и детьми, а не заживо хоронить себя по тюрьмам. Но когда рискуешь всем, вступая в игру, о последствиях не думаешь. Винсент рискнул и проиграл. Его сокамерник говаривал, что если бы знать, где упадешь, то и соломки заблаговременно можно было бы подстелить.

Берти смотрел на Винсента и удивлялся тому, что парень остался спокоен при виде такой кровавой бойни. Габби буквально живого места на лице матери не оставила. На такое способен только человек, которого довели до ручки.

Берти ткнул распростертое тело Синтии носком туфли. Если эта сука издаст хотя бы стон, он ее прикончит. При виде мертвой Синтии он испытал чувство удовлетворения. У него были свои счеты с этой сучкой. В конце концов, она убила одного из его близких друзей.

Он улыбнулся, вспомнив поговорку о мертвом додо. Хорошая поговорка, когда дело касается всякой дряни. Откашлявшись, Берти сказал:

— Лучше прибрать все до того, как сюда явятся легавые! Забирай Габби домой, сынок, а я займусь остальным. — И, издав театральный вздох, он добавил: — Хорошо еще, что она жила в уединении… Меньше вонять будет…

Габби лежала на кровати. От осознания того, что мать никогда больше не будет вмешиваться в ее жизнь, во всем теле ощущалась необыкновенная легкость. Даже боль в руках отступила. Страшное бремя, которое ей приходилось носить всю свою жизнь, наконец-то упало, и сейчас Габби чувствовала себя гораздо здоровее и физически, и душевно. Ее не терзали даже самые слабые угрызения совести. Слава богу, Чери в этот день заночевала у подружки, а после поедет прямо в школу. Значит, об исчезновении Синтии узнают только завтра, когда бабушка не заберет внучку из школы. Винсент сказал, что все уладит. Все, что ей придется сделать, так это сказать, что она приезжала к матери, но той не оказалось дома. Поэтому она оставила Синтии голосовое сообщение и вернулась домой.

Габби потянулась и положила руки под голову. Она купалась в блаженной истоме. Казалось, ей только что открылся секрет вечного счастья. Мысль, что Синтия мертва, была лучшим из возможных подарков. Это означало, что с сегодняшнего дня ее жизнь изменится в лучшую сторону раз и навсегда. Теперь она сможет делать то, что хочет и когда хочет. Больше Синтия не будет вставлять ей палки в колеса, не будет разрушать ее надежды, не будет убеждать, что с ней, Габби, что-то не так. Больше Синтия не станет настраивать детей против матери и не будет пытаться сжечь их живьем.