Потом она шла гулять по городу Торпе. Прохожие смотрели на нее — кто с удивлением, кто с опаской, кто с жадным интересом; Сашка скоро привыкла к этим взглядам и перестала их замечать.

Речка вышла из берегов и снесла деревянный мостик. Вылупились листья из почек. Сакко и Ванцетти стояла, окутанная зеленым липовым дымом.

Первокурсники натыкались на дверные косяки, пытаясь пройти в дверь. Со стороны это выглядело смешно и жутко.

Сашка записывала задания в особую тетрадь — чтобы не ошибиться. Чтобы по ошибке не сделать лишнего. Портнов по-прежнему не позволял ей самостоятельно работать со словарем — Сашка дорывалась до книги только на занятиях, под личным Портновским присмотром.

Она давно вернула свитер и брюки девочке Ире. Повышенная стипендия дала ей возможность прикупить кое-что в местном универмаге — не высокая мода, конечно, но и в обносках ходить больше не было нужды. В парикмахерской напротив универмага ей сделали стрижку «каре»; договариваясь с молоденькой парикмахершей, Сашка вспомнила Валеру, который учился на третьем курсе, когда она, Сашка, только пришла в институт. «Тебе стрижку „каре“ и помаду поярче»… Где теперь Валера, кто и чему его учит?

Она подкрасила губы карамельно-розовой помадой и осталась, в общем, довольна своей внешностью. Физрук Дим Димыч, всегда относившийся к Сашке со сдержанной симпатией, теперь будто впервые увидел ее; то требовательный и даже крикливый, то растерянный и недовольный собой, физрук уделял теперь Сашке больше внимания, чем всем девушкам группы, вместе взятым.

Сашка отвечала на его энтузиазм приветливым равнодушием.

У квартирной хозяйки на первом этаже был телефон. За небольшую плату Сашка могла звонить домой, когда вздумается, и не ходить для этого на почту, и не сидеть в очереди.

— Ма, привет! Это я!

Сашка сразу клала трубку, если на звонок отвечал Валентин. После нескольких раз мама раскусила нехитрый фокус.

— Ты с Валей что, говорить не хочешь?

— Почему?

— Да перестань. Не хочешь — не говори. Твое дело.

— Я… тут связь плохая.

— Понятно.

— Как у вас там дела? Как малой себя чувствует?

— Хорошо.

— Все нормально?

— Нормально, да. А у тебя?

— И у меня нормально… Ну, пока.

— Всего хорошего.

Первое время после таких разговоров Сашка впадала в депрессию и даже плакала. Вести о том, что ребенок здоров, всякий раз делали чуть легче камень на ее душе. Но тон, которым с ней говорила мама, был совершенно убийственный. Отрешенный, чужой.

Наступил апрель; мама смягчилась. Даже несколько раз сама позвонила хозяйке и попросила позвать Сашку. Звонила она по вечерам, как раз тогда, когда Сашка сидела над активатором. Выныривать из работы было так неприятно и трудно, что Сашка попросила хозяйку никогда не звать ее к телефону.

— Ма, я сама буду звонить. Тут просто неудобно… понимаешь…

— Хорошо. Жду звонка.

С каждым днем делалось все теплее. С утра до вечера в синем небе над Торпой светило солнце. Сашка бродила одна, в хорошем настроении, и однажды, возвращаясь домой, встретила Дениса Мясковского.

Тот ждал ее у крыльца со львами. Явно ждал. Рассеянно гладил по морде того из каменных стражей, который казался веселым.

— Привет. Ты ко мне?

— Нет. У меня окно между двумя индивидуальными… Решил пройтись.

— Ну, гуляй, — Сашка вытащила из сумки светлый ключ с тяжелой бороздкой.

— Погоди. Пару слов.

Сашка обернулась к нему.

Денис в последние месяцы оброс бородой, не очень густой, но курчавой. Борода прикрывала его мягкий подбородок, отчего Денис казался мужественнее и старше.

— Костя ушел от Женьки.

— Что?

— Ушел, теперь у меня живет. Вот уже три дня. А ты ничего не заметила.

— А почему я должна замечать?

— Тебя вообще в институте не видно, — будто не слыша ее, продолжал Денис.

— Правда? Никто не жалуется. Никто из преподавателей, я имею в виду.

Денис покачал головой:

— Ты понимаешь, о чем я. Женька злится, всех наших девчонок восстановила против Кости. Лиза… для нее фамилия «Коженников» — уже приговор. А ты ушла, спряталась… будто и не на нашем курсе.

— А при чем тут я?

— Все знают, что ты как раз «при том».

— Вот что, — сказала Сашка, моментально вспыхивая, — я с детства не приучена лезть в чужие семейные свары. Милые бранятся — только тешатся, так и передай своему другу.

Она поднялась на крыльцо и вспомнила — вот здесь, же, на этом же крыльце он стоял! — Фарита Коженникова. «Нам ли не знать цену словам?»

— Деня, погоди… Я сказала лишнее.

Денис, уже отошедший на несколько шагов, обернулся:

— Ты честно думаешь, что это он меня к тебе послал?

— Нет.

— Просто, это… ему плохо. Женьке хорошо — она своей обидой питается, как паук. А Костя попал… Понимаешь.

— Понимаю, — Сашка взвесила на ладони ключ. — Но помочь сейчас ничем не могу. Пойми и ты.

Денис переступил с ноги на ногу.

— Ясно, — сказал с горечью. — Ты завтра будешь на английском?

— Скорее всего, нет.

— Ясно. Ну, пока, я пошел.

— Привет.

* * *

Сашка поднялась к себе, и, не заварив по обыкновению чай, не сняв даже плащ, надела наушники. Села у окна, поставила последний диск Стерха. Плеер работал от сети — когда Сашке надоело возиться с батарейками, она купила зарядное устройство.

В тетради, куда она записывала задания, против сегодняшнего числа стояли номера семнадцать и восемнадцать. Сашка сплела пальцы, откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. И впервые за много дней поняла, что тишина — и то, что входит в ее сознание вместе с тишиной — бьется о стеклянную стену.

Проклятый Денис со своими новостями. Даже зажмурившись, Сашка все равно видела и цветочный ящик, в котором зеленела рассада, и улицу Сакко и Ванцетти, и нарождающиеся в полумраке огни фонарей.

Не будь они однокурсниками — давно забыли бы друг о друге. Во всяком случае, Сашка постаралась бы забыть о Костином существовании так твердо, как только можно забыть человека, которому спас жизнь. Не водить же вечно хороводы вокруг одной и той же пошлости: мальчик девочку любил, а она ему не дала…

Они помирятся, думала Сашка почти с сочувствием. Они будут и дальше вместе нести свое случайное семейное ярмо. Мало, что ли, таких супружеских пар?

Семнадцатый трек заканчивался и начинался сначала. И опять. Фонари на улице разгорались ярче, стихли шаги и приглушенные разговоры, погасли окна в доме напротив. Сашка сидела, как бревно в наушниках, и все яснее понимала, что завтра она впервые за долгое время явится на занятие к Стерху с невыполненным заданием.