И я не выдержала. Было невероятно мучительно вспоминать о моем мире, при этом прекрасно понимая, что больше я туда никогда не вернусь. Жизнь в королевском дворце стала казаться для меня адом с постоянной непрекращающейся агонией воспоминаний, палачом в котором была я сама.

Я начала ненавидеть утро за то, что просыпалась, а ночи за то, что никак не могла уснуть. Я боялась снов о прошлом. А мне снились работа, мой бывший или родители. Я приходила к ним, а они меня не видели. Когда пыталась остаться, меня вырывало и уносило куда-то в черноту. В итоге я просыпалась совершенно разбитая и в слезах.

А мелодрамы для ее высочества и вовсе доконали мои расшатанные нервы. И теперь, когда меня никто не видел, я плакала. Слезы помимо моей воли катились из глаз. В голове постоянно крутились мысли о прошлом, о моем мире. Преследовали картинки из текстов, которые я переписывала ее высочеству, строки из стихов. Последней каплей стал «Жестокий романс». Принцесса осталась в восторге, а мне хотелось превратиться в Ларису Дмитриевну, чтобы для меня наконец-то все закончилось. А вчера и вовсе возникло непреодолимое желание взять револьвер и…

А им не терпелось знать, знать, знать!.. И они третировали меня этим, терзали, убивали. Я больше не могла терпеть. Тоска со страшной силой рвала грудь. А еще последняя просьба короля: «Расскажите о своем детстве…» Вчера я чрезвычайно была близка к убийству, хотя и не знаю, кого именно. Руки дрожали, ком встал в горле и, кажется, не прошел до сих пор, но я смогла и рассказала, и голос не дрожал… О господи, да когда же прекратятся эти пытки?! Сколько я еще продержусь?..

Мне уже не хотелось ничего, даже забыться не получалось. Я желала лишь одного – чтобы все закончилось.

Придвинув кресло к большому окну и закинув за его спинку штору, чтобы хоть как-то отгородиться от чужих глаз, я сидела и тихонько плакала. Мне уже было все равно. Вот так бы нажать курок, раз – и…

– Аннель? – раздался знакомый голос. Еще неделю назад я была бы безумно счастлива его видеть, но слишком поздно. Мне так горько, так больно…

Я быстро скорчилась в кресле, поджав под себя ноги, чтобы из-за высокой спинки меня не было заметно. Не сейчас. Не сегодня. А может быть, никогда…

Сейчас с кристальной ясностью я вдруг поняла, какой же все-таки была дурой, предаваясь еще неделю назад глупым мечтаниям. Я всего лишь попаданка, не имеющая возможности вернуться обратно. Я обычная серая мышь, которая волею судьбы…

– Аннель? – Теперь мое имя прозвучало требовательно.

«Уходи! – хотелось крикнуть мне, но я промолчала. – А то я, глупая, нафантазирую себе, а потом, когда пойму… Нет. Уж лучше разом, пусть будет больно сейчас!»

На всякий случай я даже глаза зажмурила, чтобы не видеть, почти дышать перестала. Но шелест вуали подсказал мне, что мольбы остались неуслышанными.

– Господи, да что с вами?!

Я открыла глаза, чтобы увидеть перед собой взволнованное лицо Себастьяна.

– Вам плохо, у вас что-нибудь болит?

Но я лишь покачала головой.

– Вас обидели?

В ответ снова молчаливое «нет», а чтобы не видеть его больше, я опять закрыла глаза. Тогда мужчина, ухватив под мышки, осторожно вынул меня из кресла и, поставив на ноги, легонько встряхнул.

– Да не молчите же! Не пугайте меня! Что такого ужасного произошло, что вы плачете?! – В его голосе звучало неподдельное волнение.

Я вновь предпочла смолчать и, открыв глаза, полные слез, отвела взгляд к окну.

– Меган забила тревогу. Меня выдернули из… Да неважно! Аннель, что с вами?! – И, словно осененный нехорошей догадкой, хрипло спросил: – Кларенс? Он?..

– Он здесь ни при чем, – пришлось ответить мне. – Во дворце я в безопасности.

– Тогда что? – И, удерживая за спину, словно куклу, одной рукой, второй коснувшись подбородка, заставил взглянуть на него. – Ответьте, что произошло? Аннель, вы похудели, вы… Вы выглядите изможденной. Аннель, родная…

Это было произнесено так ласково, так участливо, что я не выдержала и, высвободив подбородок, уткнулась ему в грудь и горько зарыдала.

Поначалу Себастьян ничего не говорил, только прижал меня покрепче к себе, потом, когда слезы начали утихать, стал нашептывать что-то милое.

Выплакавшись, я судорожно вздохнула напоследок, а потом подняла лицо и заглянула ему в глаза.

– Видимо, вам нравится плакать у меня на груди. – Он осторожно утер слезы со щек.

– Видимо, – осторожно согласилась я.

Все глупые мысли о том, чтобы больше не видеть его, вылетели из головы. Я просто стояла и смотрела, не отрываясь.

Себастьян ожег меня каким-то завораживающе долгим взглядом, словно пытался в глубине души разглядеть что-то, понятное лишь ему одному.

– Так что с вами произошло? – едва слышно вновь спросил он. – Я перепугался, что случилось страшное…

– Я домой хочу… – прошептала я тихо в ответ. – Я так сильно хочу домой… Я… – И горячие слезы вновь потели по щекам. – Я бы что угодно отдала, лишь бы иметь возможность вернуться… Себастьян, вы даже не представляете, как это ужасно! У меня уже сил нет…

– О господи! – едва не взвыл мужчина в ответ на мои бесхитростные слова и стиснул в объятиях так крепко, что я даже шевельнуться не могла. Да, собственно говоря, и не хотела.

Прижавшись щекой к его камзолу, я молча роняла слезы, хотя они уже не были наполнены той тоской, что еще несколько минут назад владела мной. Казалось, с появлением Себастьяна грусть уменьшилась и уже было не так горько и одиноко.

– О боже, Аннель! О боже, боже… – горячо зашептал он, целуя мои волосы. – Господи боже, если б я мог! Если бы я мог!.. – И еще крепче прижал меня к себе.

Не знаю, сколько мы так простояли, может, минуту, а может, час. Себастьян нежно прижимался щекой к моим волосам, то отрывался, чтобы в следующее мгновение нежно коснуться губами. А я, так и не уловив смысла его слов, прильнула к нему и впитывала его силу, уверенность и ласку.

Когда объятья немного ослабли, я вновь решилась посмотреть на Себастьяна.

– Ах, Аннель, Аннель, Аннель… – как заклинание, тихо прошептал он и, словно боясь спугнуть, осторожно поцеловал в висок.

И это нежное касание отогнало все мысли, что угнетали меня долгие дни. Вопреки предостерегающему от такого шага разуму я подалась к нему, чтобы легкое прикосновение превратилось в осязаемую ласку. Пусть только сейчас, пусть… Неважно…

Мне хотелось лишь нежности и участия.

А Себастьян, словно услышав мои размышления, тихонько коснулся скулы, потом щеки, а за ней краешка губ. Повернув голову, я первой превратила нежную игру в настоящий поцелуй. Просто потому что… Других мыслей не было.

– Аннель, это неправильно, – с трудом оторвавшись спустя какое-то время, хрипло пробормотал Себастьян.