Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То ли в два, то ли в три часа ночи, а может пораньше, в час — этого Юрий так и не запомнил — немцы нанесли бомбовый удар по всем аэродромам дивизии. Истребители, поднятые с замаскированных площадок, крепко влупили немцам, а с рассветом на взлёт пошел и штурмовой полк. Пограничники из окружения, в которое они попали в первый же час войны, с посыльным передали целеуказание на большую бронемехколонну, идущую на восток, по ней и отработали штурмовики. Хорошо отработали, а если учитывать, что это первый боевой вылет, то и вообще отлично. На обратном пути штурмовики были атакованы Мессерами, но результат оказался огорчительным для фрицев: не меньше пяти Мессеров воткнулись в землю, а ещё больше ушли на запад, испуская дым.
И пошла боевая работа. До поры Юрию везло: в него не попали зенитки с земли, а от истребителей отбивался его бортстрелок, тёзка, Юра Смирнов. Но везение вещь ненадёжная, и сначала крепко ранило стрелка и раскурочило пулемёт, а когда Юрий полетел без стрелка, ну не нашлось исправного пулемёта в оружейке, то Мессер, увидев что штурмовик беззащитен, зашел сзади и длинной очередью ударил по кабине. Почему он не повторил захода, или почему его не добил ведомый, совершенно непонятно — может банально кончились патроны? Но не у двоих же сразу... Впрочем, оно и к лучшему.
Юрий попытался тянуть до своих, но конечно же, не дотянул. Теряя сознание, чисто автоматически, он совершил посадку на первой попавшейся поляне.
Первое, что увидел Юрий, когда пришел в себя, было бездонное синее небо в просветах между листьями. Небо, в которое он стремился всю свою жизнь.
Преодолевая слабость, он огляделся: вокруг была лесная поляна. Сам он был раздет донага и лежал на теплой земле, завернутый в парашют. Наконец в поле зрения попал высокий крепкий чуть полноватый мужчина в лётном комбинезоне. Хотя нет, не лётном, а похожем. Но уже хорошо: наш брат-технарь. Мужик нёс на руках женщину, а рядом с ним шла врачиха из их дивизионного госпиталя, ещё в июне отправленного поездом в тыл. Ирина Михайловна выглядела ужасно: с разбитым в кровь лицом, в изорванном платье, сквозь дыры были видны кровоподтёки и царапины.
Потом был самый странный за всю жизнь разговор. Мужчина в комбинезоне оказался крупнейшим учёным, а в его рюкзаке — собрание чудес. Юрий даже не слишком удивился, узнав что сам был фактически поднят со смертного одра, а Лариса Авдеевна и вовсе воскрешена безо всяких допущений. Его не слишком поразили инструменты и приспособления, которые продемонстрировал Антон, тогда Юрий не слишком разбирался в науке и её инструментарии. Даже лебедь — чудо из чудес! — и то впечатлил, восхитил, но как-то умственно, не затронув душу. Юрия поразил в самое сердце, потряс до самой глубины существа набор ампул в небольшой коробочке. Когда Антон спокойным тоном сообщил, что из порошка этих ампул можно выращивать разные виды хлеба и мяса... А врачихи подтвердили эти слова... Вот тогда Юрий и понял, чем он будет заниматься всю свою послевоенную жизнь: он будет микробиологом.
Юрию было девять лет, когда в Поволжье вспыхнул жуткий голод. Нет, сам он не голодал, хотя паёк его отец и матушка получали сильно урезанный. Скудно было в их семье, но не голодно. Голод был вокруг. Страшная жара сожгла всю растительность, даже деревья среди лета стояли вялые, почти без листьев. Поля выглядели страшно: на сухой, покрытой сетью глубоких трещин земле, редко-редко стояли отдельные тощие ости, но в их колосках не было зёрен — зёрна даже не зародились из-за жары. Ветер доносил в город сладковатый смрад: это вымирали деревни. Изустно передавались страшные рассказы о том, что то тут то там поймали людоеда. Родители строго следили, чтобы Юра и младшие дети не выходили гулять в одиночку, и даже вместе, в компании, не покидали пределов улицы, а уж тем более, их слободы. Однажды Юра лично увидел жертву людоедов: с отцом он шел на завод, и увидел, что у моста на протоке толпится народ. Отец протолкнулся вперёд, Юра за ним следом. На земле лежал труп бабы, а у бабы была срезана часть ляжки до кости.
— Из воды выловили. — говорили в толпе.
Отец быстро вывел Юру из толпы, мол, нечего смотреть на всякие ужасы, и продолжил путь на завод. А к месту происшествия уже спешили двое милицейских в белых парусиновых шлемах.
Страна как могла, помогала голодающим: завозили продовольствие, по зёрнышку собирая его в разорённой Гражданской войной стране, вывозили людей в более благополучные области, устраивали общественные столовые, где люди могли получить питание. В страну были допущены иностранные фирмы, занимающиеся оказанием помощи.
Но немало хлеба для голодающих было найдено здесь же: кулаки, зерноторговцы и некоторые священники прятали хлеб, и теперь продавали его даже не втридорога, а на вес золота. Но даже не это самое страшное — зерно перегоняли на самогон для продажи или просто гноили, лишь бы не досталось проклятым большевикам и черни, посмевшей поддержать большевиков.
А тут — в руке неизвестно как сюда попавшего человека из будущего такое простое, и если задуматься, естественное решение самой страшной проблемы человечества.
Перелёт на родной аэродром и бой над ним Юрий практически не запомнил: он изо всех сил старался не лишиться чувств от слабости. Злость, боевой азарт — всё ушло в это усилие. Собственно, он выстоял только потому, что держался за ручку и спусковой крючок немецкого пулемёта.
Потом для Юрия началась совсем другая служба: он стал летать на разведку с Антоном, выявляя вражеские разведгруппы, давая целеуказания на вражеские позиции. Сначала Юрий работал радистом, но потом Антон научился напрямую работать в радиодиапазоне.
Потом, как-то незаметно, Антон стал обучать Юрия биологии и связанным с нею наукам. Капитан Серов, который стал их курировать, по спискам Антона, привозил нужные учебники. Сначала школьные, а потом и университетские. Потом пошли всякие монографии, сборники статей, в том числе и на иностранных языках: немецком, французском и английском. Языки тоже пришлось учить. Много всего было. Но основное Юрий конспектировал в толстые тетради, которые ему доставлял Серов. И авторучки с золотыми перьями, и лучшие чернила, и вообще все, что требовалось для учебного процесса. Условие было одно: давать тетради для перефотографирования содержимого, но это понятно: советская наука нуждается в новейших научных данных, прямиком из будущего.
Потом к процессу обучения подключились врачихи, которые вместе с ними перелетели с той стороны фронта.