Мисс Клэй лежала на краю крыши, держась одной рукой, плечи ее вздрагивали от каждого толчка поезда. В другой ее руке был пистолет, изъятый у рейнджера Кормана.

Сверху вниз она прокричала:

— Для такого образованного человека он никогда не был особо… культурным!

Наконец-то окоченевшей Мерси удалось попасть в пассажирский вагон.

Секунду спустя к ней присоединилась мисс Клэй, а из дверей в другом конце вагона появился рейнджер Корман, взъерошенный, но невредимый. За ним последовало еще несколько человек, и стальная крыша перестала греметь под тяжелыми шагами: все, кто был наверху, собрались в спальном вагоне.

Над поездом, рядом с поездом — повсюду теперь летел снег, взметаясь крупными жесткими хлопьями, летел так быстро, что любой буран позавидовал бы. Разбрасываемый вращающимися лезвиями плуга, снег брызгал вверх, в стороны, назад, облеплял вагоны, так что людям казалось, что они едут сквозь еще один туннель, только белый и искристый, с вкраплениями льда.

Впрочем, не только льда.

То и дело ярко — коричневые сгустки крови шлепались о борта поезда, расплывались кляксами по стеклам. Вот в вагон влетело несколько пальцев. Клок волос. Обрывки одежды, плюс ботинок, в котором — при ближайшем рассмотрении — обнаружилась полуразложившаяся ступня. Вращающийся плуг не делал различий между льдом и снегом, что скопились на путях, и сборищем немертвых врагов, перемалывая и отшвыривая их с дороги своими длинными кусачими зубьями-лезвиями.

Миссис Баттерфилд рыдала в углу, подобрав под себя ноги; юбки ее развевались, хотя она то и дело прихлопывала их между всхлипами.

Теодоры Клэй рядом с ней не было.

Мисс Клэй находилась через ряд от тетушки: она перезаряжала пистолет. А закончив перезаряжать, высунулась из разбитого окна и принялась метко снимать живые трупы один за другим, если они подбирались слишком близко к поезду и могли прицепиться к нему. Рядом с ней рейнджер Корман занимался тем же; сбоку от него стрелял инспектор Гальяно.

Мерси посмотрела направо и увидела капитана; мрачного, измазанного сажей и порохом, глядящего на «Шенандоа». Выжившие на вражеском поезде люди отчаянно махали руками. Медсестра видела это даже без подзорной трубы, так близко они проезжали — проезжали мимо. Кое-кто из немертвых оторвался от состава южан, предпочтя блестящий, громогласный «Дредноут» как более заманчивую добычу, и, возможно, тем далеким солдатам все же удастся вырваться из оцепления трупов. Только куда им идти?

Словно услышав ее мысли, капитан сказал:

— Мы движемся не слишком быстро. Еле плетемся. Живой бегущий человек сумеет догнать нас скорее, чем эти мертвые твари.

В этот момент в вагон вошел лейтенант Хоббс — как нельзя более вовремя. Он тоже наблюдал за вторым поездом, подсчитывая шансы. Показав на «Шенандоа», до которого было меньше четверти мили, он сказал:

— Они люди, сэр. Такие же, как мы. Солдаты, вот и все.

— Знаю.

Один из подчиненных открыл было рот, чтобы возразить, но капитан не позволил ему даже начать:

— Не надо. Если бы там были мы, мы надеялись бы, что другие люди протянут нам руку помощи, верно?

Но тут Моррис Комсток слабым голосом высказал то, что многие, несомненно, думали. Может, потеря крови сделала его непокорным, а может, он просто устал сдерживаться.

— Они псы, сэр. Посмотрите, что они сделали с нами. Посмотрите. Что они сделали с «Дредноутом», с целым составом! И со мной. И с… — он обвел взглядом раненых, — со всеми нами, сэр!

— Псы? — Капитан Макградер резко развернулся, убрал голову из окна, зыркнул из-под обледеневших бровей и утер нос рукавом, то ли согреваясь, то ли сморкаясь. — Псы сделали это с тобой? Человек, дерущийся с собаками, стоит еще ниже их. Я сражаюсь с людьми, Комсток. Я воюю с ними по той же причине, по которой они воюют с нами: в основном потому, что кто-то велел им, и потому, что это всего лишь способ передвинуть границы, наши — с одной стороны, их — с другой.

Он замолчал, тяжело дыша: нога на сиденье, колено упирается в раму, локоть — в колено, дуло пистолета все еще смотрит в окно, в небо.

Никто не произнес ни слова, пока офицер не продолжил:

— Эти твари, — он ткнул стволом в сторону визжащих орд, — не люди. Они даже не псы. И я не хочу оставлять кого-нибудь им на расправу. Ни-ко-го! — подчеркнул он.

Рейнджер Корман, за все это время так и не сдвинувшийся с места, подал голос:

— Мне нравится ход ваших мыслей, капитан. Но что именно мы можем сделать для тех парней?

— Мы можем… — попытался предложить инспектор Гальяно, — расчистить для них путь. Можем?

— Полагаю, это было бы лучше всего, — кивнул рейнджер. — Нам придется задействовать все оборонительные системы паровоза и самим снова взяться за оружие, чтобы уложить как можно больше этих мертвяков. Если повезет, хоть кто-то из парней с «Шенандоа» доберется до нас.

Все молчали, только Теодора Клэй пробормотала:

— Если бы только мы могли как-то сообщить им — дать знать, что хотим помочь.

— У механика есть электрический рупор, — сказал лейтенант Хоббс. — Я видел там, впереди.

— Иди раздобудь его, — велел капитан. — И быстро. Времени у нас мало. Так, ребята. У кого еще остались боеприпасы?

Большинство солдат нехотя признались, что патроны у них пока есть, и у рейнджера имелся приличный запас, а вот у Мерси все кончилось. Так что она сказала капитану:

— Я сделаю это.

— Что вы сделаете?

— Заберусь на крышу вагона и буду кричать в рупор. Вам есть чем стрелять, вы и расчистите путь, насколько получится.

— Не глупите, миссис Линч. Мы пошлем одного из проводников…

— Нет. Это сделаю я, — отрезала она. — У меня кончились патроны, а большинство ваших солдат все равно стреляют лучше меня.

И когда лейтенант Хоббс вернулся, медсестра выхватила рупор у него из рук и выскочила наружу.

С наружной площадки пассажирского вагона мир казался белым колышущимся полотнищем.

«Дредноут» все еще двигался почти ползком, вращающийся плуг продолжал расшвыривать по сторонам куски мертвых тел и снежные хлопья, создавая немыслимой красоты, искрящиеся льдом бело-пенно-морозные арки. Паровоз словно раскинул гигантские белые крылья — двадцать футов в длину, двадцать в высоту. Мерси задумалась, насколько выше поднимутся эти крылья, когда поезд пойдет быстрее. Но времени на размышления не было, к тому же лестница стала совсем скользкой под слоем ледяной коросты и застывающей сукровицы.

Сырые перчатки живо попытались прилипнуть к железу.

Мерси стянула их зубами, сунула в карман плаща и полезла наверх. Каждая рейка обжигала голую кожу, несколько маленьких клочков кожи все-таки осталось на ледяном металле, но медсестра все лезла и лезла, пока не добралась до крыши вагона — и с трудом распрямилась под порывами ветра и летящего снега.