Мы дошли до перекрестка с Июньской улицей и свернули к дому старосты. Даже среди облетающих листьев, темных луж и пожухшей травы дом ведьмака выделялся каким-то уютом и неброской красотой. Я в который раз позавидовала: если мой дом спалят, можно будет построить нечто подобное, в конце концов, надо во всем видеть хорошее.

— Ты не помнишь, ничего необычного не происходило на стежке зимой семьдесят третьего? — спросила я парня.

— Тут не происходит ничего обычного, — хранитель сунул руки в карманы. — Что именно вспоминать?

— Сама не знаю. Ничего не запомнилось? Ничего не выделялось из привычной ненормальности?

Он задумался, смотрел сквозь дождь и вспоминал. Капли стекали по лицу, смывая со светлой кожи кровь ключника, волосы выбивавшиеся из-под фуражки, слиплись от влаги.

— Разлад с Видящим то разгорался, то затухал. Иной раз не все воротались домой, иной раз и западники недосчитывались своеземцев. Шаткий мир, свалка, и сызнова Седой и Видящий торгуются за каждую пядь земли. — Он пнул камешек, и тот укатился в лужу, подняв тучу брызг. — Чары в окрест Юкова зачинали четыре раза, в затишье убирали. Решение каждый раз принимали опоры. В тот год они много времени проводили в подполах. Тот год запал в память собраниями.

Глаза Ефима заволокли тени воспоминаний. Он не замечал, как речь стала напоминать старый, сохранившийся не во всяких книгах выговор. Так говорили во времена его первой, человеческой юности.

Парень отряхнулся, как бродячий пес, и первым поднялся на крыльцо старика, открывая передо мной дверь.

Ведьмак сидел в кабинете и даже не удивился нашему вторжению.

— У меня приказ хозяина, — он потер лицо руками, — нам дали сутки на поиски. По истечении уничтожить все, что имеет отношение к прежней опоре. Периметр должен быть установлен не позднее, чем через два дня, — старик не отрывал взгляда от монитора, от того сообщение прозвучало сухо и обезличенно, глаза покраснели, не удивлюсь, если, в отличие от меня, он спать так и не ложился.

— Что-нибудь узнали? Были похожие случаи? — спросила я.

— Пока нет. И сразу скажу, у Алексия тоже пусто. Но мы ищем, — он потер переносицу, — а вы, я смотрю, не скучаете.

Ведьмак кивнул хранителю, парень одернул манжету рубашки, на которой алели крапинки крови.

— Я хочу съездить в «Итварь», — сообщила я.

— Зачем? — нахмурился старик. — Там полвека прошло, ничего не осталось. Какой в этом прок?

— А какой вред? — поддержал меня Ефим.

Семеныч откинулся на спинку стула, положил руки за голову и посмотрел на нас с печалью.

— Ко мне зачем пришли? Ольга, ты не в тюрьме, села на машину и через пару часов уже там, я бы и не узнал. Не припомню, чтобы раньше тебе требовалось на что бы то ни было мое разрешение.

— Я не знаю, где их нашли, не знаю, где похоронили. Вы сами сказали, много лет прошло, очевидцев давно нет в живых. Точное место знают Зибин и Тём.

— И тебе нужен один из них в качестве проводника, — заключил староста.

— Не ключник. — Хранитель посмотрел на рукав.

Старик хмыкнул и вернулся к монитору.

— Поезжай. — Он стал что-то набирать на клавиатуре. — Охотник встретит тебя на месте и проведет через лес. Все?

— Да, спасибо.

— Тогда не мешайте.

В «Итварь» я, само собой, отправилась в одиночестве, хранитель не может покинуть свою стежку. Пансионат построили в сосновом лесу на берегу реки Керль. До ближайшего города километров тридцать на север, я проехала его спустя час, после того как выехала из Юкова. Оставшийся путь не занял много времени, дорога уводила дальше на юго-запад, ну, а мне, чтобы добраться до пансионата, пришлось придерживаться южного направления и свернуть с более-менее приличной трассы на поселковую дорогу с остатками асфальта.

Керль нельзя было назвать ручьем, но по сравнению с Волгой речка была узкой, через нее был перекинут мост с железными перилами, наверное, его построили позднее, заменив деревянный. В одном из писем Матвей гадал, а мог бы загореться мост, если бы пожар пошел из котельной дальше. Многое изменилось за пятьдесят лет.

Пансионат «Итварь» стоял за рекой по правую сторону от дороги. Два корпуса, жилой двухэтажный и учебно-лечебный трехэтажный были построены вплотную друг к другу, в одну линию, один являлся продолжением другого. Одноэтажная столовая чуть в стороне, за ней котельная и уже на самой границе участка — баня.

Я оставила машину на обочине. Территория, по сути, — одна большая детская площадка, не такая современная, как сейчас принято, но тем не менее яркие краски, лавочки, стенки для лазания, пара беседок, цветные пятна деревянных мишеней. Из луков они здесь что ли стреляют?

Пока я шла, мне не встретилось ни одного человека, площадка была пуста. Сейчас часов восемь утра, самое позднее начало девятого, где дети? В ответ на вопрос из деревянного здания выбежало трое ребят, двое на ходу надевали куртки, третий с любопытством посмотрел на меня, но, погоняемый криками друзей, быстро убежал следом за ними в жилой корпус.

Запахи из столовой на мгновение вернули меня в детство. Творожная запеканка, горячее какао, вареные яйца — такой завтрак я помню еще с садика. Вот куда маленький Матвей бегал «по холоду» и где ему не досталось пряника. Здание выглядело старым и даже в некоторых местах просевшим, выстроенное в форме буквы «Г», где большая перекладина — зал со столами, маленькая — кухня и хозблок, оно единственное не перестраивалось со дня постройки в 1944 году. Отсюда повариха видела идущих на свою последнюю прогулку Граниных.

Детские голоса зазвучали ближе, завтрак закончился, и сейчас на крыльцо высыплет разномастная толпа ребятишек. Я быстро свернула за угол, чтобы меня не было видно. Времена изменились, теперь любой праздношатающийся по территории детского учреждения взрослый вызывает подозрения. Справа от столовой стояло квадратное здание котельной, из трубы которой вовсю шел дым, скоро дадут отопление, если уже не дали. Дальше земля шла под уклон, холм, на котором стоял пансионат, окружала узкая дорога, к ней вплотную подступал лес. Левее теснилась пара десятков домишек, все так же окруженных лесом. Те, кто работал в «Итвари», как правило, здесь же и жили.

Дверь котельной распахнулась, и из нее показалась взлохмаченная седая голова. Старик в черной телогрейке и резиновых сапогах вытащил на свет коричневый холщовый мешок, по виду наполненный картошкой. Крякнув, взвалил на плечо и зашагал к задней двери столовой. Его ждали, так как показавшаяся в проеме бабка в белом халате и цветастом платке рявкнула:

— Ващажник, где ты бродишь, старый дурак. Ждем, ждем картошку, а тебя черти в преисподнюю уволокли.

На что дед вполне миролюбиво ответил:

— Не бухти, Танюшка, будет вам картошка.

Ступенька жалобно скрипнула, и они оба вместе с мешком скрылись внутри. Я быстро прошла между зданиями и стала спускаться по тропке с холма.