событий. Изучая обстоятельства рокового для Малофеева боя, с сожалением приходится склоняться к мысли о неизбежности произошедшего в той конкретной ситуации. В последние минуты жизни генерала всё было против него.

Кроме того, факты свидетельствуют: на данном участке уже после гибели командующего двое суток войска не то что не могли продвинуться вперед, а попросту занять промышленную постройку, в которой нашел свою смерть генерал.

Однако уйдем от вопросов и предположений. Вернемся к фактам, которые, как известно, слагают истину. Главное в этой ситуации — разобраться, не умаляя личного мужества Михаила Юрьевича Малофеева, который своим примером хотел разрешить ситуацию в пользу атакующих подразделений, что же толкнуло опытного и многое повидавшего генерала на такой, прямо скажем, отчаянный шаг.

Как мы уже упоминали, по замыслу штаба группировки особого района, штурмовой отрад № 1 в составе батальона 674-го полка и 330-го батальона внутренних войск должен был своими действиями отсечь от города Старопромысионский район по улице Алтайская. С половины восьмого утра 17 января, хотя стоял плотный туман, артиллерия западной группировки нанесла три огневых налета по ранее выявленным опорным пунктам боевиков в полосе предстоящих действий первого штурмового отряда. Для усиления огневого воздействия против запивших оборону боевиков в комплексе овощехранилища, получившем за свою характерную форму наименование “Пентагон”, были также применены тяжелые огнеметные системы TOC-1 “Буратино”. Работала в это время и фронтовая авиация. Казалось, что после такого вала огня сопротивление боевиков на этом участке должно быть сломлено. Судя по поступившим вскоре радиоперехватам, боевики действительно понесли значительные потери.

Боеприпасов не жалеть!

Около 9 часов утра штурмовые группы начали движение в полосе, ограниченной слева железнодорожным полотном, а справа улицей Коперника. Одной из групп удалось захватить капитальное здание овощехранилища. Впереди него тянулись промышленные постройки, корпуса завода с кирпичным забором вокруг. Другая, двигаясь по частному сектору на левом фланге, дошла до гаражного комплекса и наткнулась на опорный пункт боевиков. Дальнейшее продвижение штурмовых групп на этом остановилось. Боевики, переждав огневой налет в укрытиях и бомбоубежищах, заняли заранее подготовленные позиции (перед заводским корпусом даже были вырыты окопы с ячейками для ведения огня, оборудованы импровизированные доты) и держали под огнем все подходы к нему. Чтобы овладеть им, необходимо было преодолеть открытую площадь шириной около 50 метров. Обойти завод с флангов также не представлялось возможным — боевики отсекали огнем любые подобные попытки.

Малофеев, находясь на командном пункте, пытался повлиять на ситуацию, но безуспешно. Штурмовой отряд не мог двинуться вперед. Требовалось нанести огневой удар по позициям боевиков, чтобы подавить огневые точки боевиков, поддержать солдат перед броском. Однако на КП западной группировки детали происходящего там, на переднем крае, пока прояснить никак не могли. Это добавляло нервозности. Напряжение на командном пункте достигло пика. В это время Малофееву сообщили, что на КП прибывает командующий группировкой особого района. Генерал Булгаков, крайне озабоченный задержкой движения вперед на западном направлении, хотел лично прояснить ситуацию…

Один из авторов книги непосредственно занимался выяснением обстоятельств гибели командующего западным направлением. Занимался, несмотря на то, что сам служил во внутренних войсках, а погибший генерал был представителем Министерства обороны. Так случилось, что гибель Малофеева сразу стала не просто одним из трагических событий штурма Грозного, а послужила источником спекуляций и непонятных интриг, способствовавших раздуванию, казалось бы, уже давно исчерпанного так называемого “ведомственного подхода”. Была такая проблема в период первой чеченской кампании — частенько внутренние войска, армия, ФСБ работали с очень слабой взаимной координацией. Хотя дело вроде бы делали одно. В нынешней контртеррористической операции Верховный главнокомандующий не раз подчеркивал и давал жесткую установку: все ведомства в Чечне делают одну работу — борются с бандитами, разделения ни в коем случае не должно быть. Именно на таком принципе, кстати, и была выстроена командная вертикаль всей Объединенной группировки войск (сил).

Это вообще было характерной особенностью второй чеченской кампании — все соединения и воинские части внутренних войск входили в состав группировок, созданных на базе управлений, объединений и соединений Минобороны, имели прямое и жесткое подчинение, от них же получали всю разведывательную информацию и боевые задачи, зачастую без права принятия своего решения.

Справедливости ради стоит отметить — в окопах действительно разделения не было, в оперативных штабах тоже. Однако на каком-то этапе эта зараза снова стала проникать в чьи-то горячие головы.

РОССИЙСКАЯ ПРЕССА О КОНТРТЕРРОРИСТИЧЕСКОЙ ОПЕРАЦИИ В ЧЕЧНЕ

"Красная звезда”. 26 января 2000 года

(Интервью с командующим ОГВ (с) генерал-полковником Виктором Казанцевым).

"Он (генерал Малофеев. — Авт.), к примеру, шел не с нашими войсками, а с внутренними. Те начали было топтаться на месте, и тогда он попытался повести за собой группу…".

Гибель Малофеева вдруг стала катализатором таких вот “ведомственных” настроений. В прессе в то время ряд высокопоставленных военных и гражданских деятелей обвинили в гибели генерала внутренние войска. Возможно, из-за неверной первоначальной информации, возможно, из-за незнания всех фактов, возможно, поторопились. Возможно. Однако такая спешка и безапелляционность суждений, которые высказывались на всю страну, ничего, кроме вреда для общего дела борьбы с террористами и бандитами в Чечне, не несла.

Вячеслав Овчинников, в 1999–2000 гг. главнокомандующий внутренними войсками МВД России:

“Когда я услышал в средствах массовой информации все эти накаты на войска, эти неприкрытые обвинения в трусости тех солдат и офицеров, которые бились в Грозном, мол, из-за их нерешительности погиб Малофеев — меня это сразу по сердцу резануло. Как, неужели мои ребята, с которыми мы вместе только-только прошли Дагестан и пол-Чечни пропахали, вдруг струсили? Не мог я в это поверить и принял всю эту шумиху в прессе близко к сердцу. Откровенно удручало и то, что скоропалительные выводы звучали из уст высокопоставленных военных, которые, казалось мне, должны были взвешивать свои слова, прежде чем вынести их на страницы газет, в теле- и радиоэфир. Я не поверил в эти обвинения, потому что знал, какие ребята бились в Грозном в то время. Бросился выяснять ситуацию. Мне подробно доложили, что там случилось на улице Коперника. Как и думал — вины внутренних войск в этом трагическом происшествии не было и быть не могло. Это, кстати, подтвердили и те армейские офицеры, непосредственные свидетели тех трагических событий, с кем мне