— Не стоит он того, дорогая! Кортрен — дрянь и выродок, кто спорит? Ещё и трус, к тому же. Столько горя из — за этого говн… ох! Простите, Аннелиза! Я хочу сказать, из — за этого подонка. И вам он должен. И Диньеру. И отцу вашему. Да и мне, чего уж… Ну так давайте этот долг пусть законники взыщут? Им сподручнее. Их работа, и обязанность тоже их. А вам, женщине, прекрасной и нежной, этим заниматься, да себя терять… Не стоит. Вам обретать надо. Созидать, дорогая! Убивать оставьте убийцам. Казнить — палачам. Те за это жалование получают. Не лишайте ребят работы, а их семей куска хлеба. Пусть осудят и казнят тварь, а вы… созидайте. Со мной вместе. Или передумали уже?

Льерда Ланнфель нерешительно улыбнулась. Улыбка, вмиг вернувшая живые краски на почти умершее лицо, задержалась на расцветающих весенними цветами, губах.

— Нет, что вы! — проговорила она тихо, пожимая руки папаши своими, розовеющими новой кожей, руками — С вами вместе. Да. Я поняла. Я постараюсь, льерд… милый Бильер.

— Вы умница, — всё также, шепотом, сообщил папаша невесте, дышащей теперь свежестью и жизнью — Может, вы для этого и вернулись, а не для того, чтоб счеты сводить со всяким отрепьем? И вот, что ещё… Теодор моё имя. Теодор Бильер. Навеки ваш. На всю жизнь.

Крепко обняв невесту и получив ответное, робкое объятие, велел уже жестче:

— Вы сейчас возвращайтесь в Ланнфель, дорогая. Скажите там Эмми, пусть покормит вас и уложит отдыхать. Скажите, что я приказал, и что всыплю ей горячих за её выкрутасы. Мы же дело доделаем и вернемся. Увидимся завтра, Аннелиза? Я смею надеяться?

— Конечно же, — пропела Старшая Ланнфель, растворяясь в воздухе — Да, милый… Теодор…

Нежный звон, немного поласкавший слух присутствующих здесь, стих, уступив место рваному дыханию ветра и раздраженному хмыканью Саццифира.

— Сколько пафоса, — проворчал тот, уперев кулаки в бока и наблюдая, как папаша отряхивает руки от изумрудной пыли — Я чуть соплями умиления не улился, вас ожидаючи. Ну что? Идем, женишок?

— Коли соплями мучаетесь, — невозмутимо парировал тот — Так дам вам совет. При насморке отлично помогает каридская сера, льерд. Зажгите пару фитильков, потом потушите, да и вставьте в ноздри. Верное, проверенное средство. Ну, либо гараний корень пожуйте, он тоже так ничего себе. Что ж, идемте. Дела ждут.

Проговорив это, папаша зашагал по свежему, только что нападавшему снежку по направлению дороги, опираясь на руку Диньера, рассказывая тому что — то успокаивающее и поучительное…

…Вернувшись в имение уже вечером, вольник обнаружил супругу в спальне.

Магичка расчесывала волосы перед зеркалом, обильно умащивая их особым, ароматным составом.

— Явился? — сварливо пробурчала она — А папаша и Саццифир где?

Ланнфель склонился к жене, прижавшись щекой к теплой, влажной от снадобья макушке.

— В Бильер поехали, — прошептал, забираясь руками под домашнее платье Эмелины, и сжимая горячими пальцами тугие, бархатистые груди — Пиво пить, да доиграть партейку… Ну ту, которую они здесь не доиграли… Ммм, Эмми… Я соскучился, Серебрянка…

— А я нет! — визгнула льерда, от всей души треснув мужа по лбу деревянной щеткой для волос — Убери — ка свои вонючие руки, друг прелестный! Выгнал меня, как собаку паршивую… Терпеть тебя не могу, Приезжий! Постой — ка… А что это на тебе за дрянь?

Вольник загоготал, раскинув руки и демонстрируя удивленной супруге странный наряд.

Широкую, мускулистую грудь Ланнфеля едва прикрывала рубаха простого, серого холста, а сильные бедра обтягивали такие же штаны, поддерживаемые грубой, толстой бечевой, стянутой вокруг пояса.

— Одежда арестанта, — гордо провозгласил вольник, погладив себя по груди — Всё, что у них нашлось. Не переживай, Колючка. Костюм новый, на нём не то, что вошь, а даже и муха не сидела… Нравится?

Льерда Ланнфель сморщила нос:

— Нет, не нравится. Редкостная дрянь. Наши тряпки, коими Тинка полы моет, и то много приличнее смотрятся…

Диньер прищурился:

— Ну, раз не нравится… Тогда сними его с меня. С чего начнешь?

Эмелина покраснела, прикрыв ладонью лживо — стеснительный смешок…

Глава 71

Положив руки на бедра мужа, льерда Ланнфель глубоко вздохнула.

Нет, стеснение не было причиной тому вздоху. Скорее, жар невероятной силы послужил причиною его. Тело Ланнфеля, сильное и горячее, ожгло маленькие, крепкие ладони. Звериное, неукротимое желание пылало так, как если б вольник сейчас горел в злобе, либо лихорадке.

Отлично понимая, какого рода огонь теперь дразнит её, всё же обеспокоенно спросила:

— Ты не простыл ли, Диньер? Голышом всё же бегал по снегу… Тебе, может, не в постели баловаться, а целителя позвать? Вот же, горишь весь! И дышишь, будто в гору бежал…

Льерд грубо сжал запястья супруги.

— Странно не гореть мне рядом с тобой, — прохрипел, будто его душили — От голоса твоего, от рук, от запаха… Причем здесь простуда, Серебрянка? От одних мыслей о тебе мозги в труху… В болото целителя твоего, Эмми! Давай, поласкай меня лучше.

Эмелина резко дернула перевязь штанов.

Уже не колеблясь вовсе, высвободила тяжелую, живую, пульсирующую мужскую плоть.

— Боги мои, — пробормотав зачем — то, магичка сглотнула тугой комок, передавивший было её горло — Боги мои… Диньер! Какой ты…

Вольник поднял руки. Стянув с себя рубаху, отшвырнул прочь. Запустив пальцы в серебристые, снежные волосы жены, слегка поднял её голову кверху, заставляя смотреть себе в лицо.

— Поцелуй его, — прошипел, уже зная, что рискует, и что не выдержит этой пытки — Возьми в рот. Все… все вопросы задашь потом, Эмми. Да, да. Так тоже можно.

Крепко обхватив пальцами бархатистую твёрдость, льерда коснулась кончиком языка тугой, крупной головки, ощутив пряный вкус, встревоживший тело. Застонав, Эмелина судорожно свела колени, почувствовав, что и сама уже плавится и течёт.

Несколько раз тронув губами отозвавшийся на эту неумелую ласку член, широко открыв рот, вобрала его в себя.

— Да, мать же! — взвыл Ланнфель сразу двумя голосами, человеческим и звериным, осыпав свои плечи мелкими, искрящимися пластинками, сжимая обеими руками пряди волос супруги — Твою же мать, Эмелина! Так… три минуты. Дольше я не выдержу… Первый и последний раз, бл… Сладкая моя, я не ожидал, что это так… прекрасно! Давай, теперь двигайся. Ну? Как мы с тобой, когда я имею тебя между ног. Это примерно тоже самое.

Да если бы! Уже много, много позже наивная и неискушенная в любовных забавах магичка подолгу мучала себя размышлениями, отчего она тает также, как и он просто от близости его тела? От тона голоса. От