— Ладно, одежка вам будет, — подмигнул полковник. — Да вот только... — он вздохнул, — как в чистую одежду без баньки-то, а?

Одним словом, через час мы чистые и даже выбритые получили по рубашке, по паре брюк и ботинок. Дежурный следователь одолжил нам также две одинаковые куртки. Насколько я понял, они были конфискованные.

Я не знал, что я сейчас чувствую. Не было радости возвращения, не было вообще ничего. Я просто шел по вечернему городу. Что-то мешало полностью ощутить себя дома. Видимо, тяжесть неоплаченных долгов, которые остались там, на другом конце тоннеля.

Вскоре я заметил, что Подорожник нервничает. Испытание в парной он выдержал с честью, стакан коньяка выпил, не поморщившись, но вот одежка явно его стесняла.

— Слушай, по-моему, все надо мной смеются, — проворчал он. — Я в этих одеждах — как ярмарочный Урод.

— Расслабься, — посоветовал я. — Посмотри — здесь все в таких одеждах, и ни один не смеется. Привыкай.

Погонщик не мог расслабиться. Он шагал по тротуару, как по скользкому льду — скованный, напряженный. Взгляд беспорядочно метался по сторонам, словно искал внезапную опасность. Когда мимо пролетала машина или мотоцикл, погонщик замедлял шаги. Прохожих было немного, на нас не обращали внимания.

— Смотри, — прошептал Подорожник и кивнул на стайку школьников, которые бегали между деревьями в сквере и палили друг в друга из игрушечных пистолетов.

— Они играют, — сказал я. — Не бойся, здесь нам ничто не угрожает.

Быстро темнело. Неожиданно по всей улице вспыхнули фонари. Подорожник вздрогнул и даже чуть присел, встревоженно озираясь. Я, ни слова не говоря, взял его за рукав и отвел на скамейку в сквер. Почти никто этого не видел, только пожилой мужчина в плаще проводил нас равнодушным взглядом. Подорожник быстро успокоился.

— Зачем мы пошли сюда? — с горечью спросил он.

— Чтобы ты узнал, как живут люди, вот и все.

— Нам нужно скорей возвращаться. Я не хочу ничего здесь видеть и знать.

— Но почему?

— Это чужая земля. Здесь меня никто не ждет и никто не рад мне. Нам нужно скорее домой.

Я вздохнул. Он, конечно, прав. Приучать его к обычаям другого мира — дело бесполезное и ненужное. Да и не тот момент в его жизни, чтобы радоваться всяким диковинам.

Мы все же посидели немного на скамейке. Подорожник, как завороженный, смотрел на электрическую гирлянду, которая переливалась в витрине магазина на другой стороне улицы.

— О чем думаешь? — спросил я.

— Думаю, кто мог привести в долину старост и Горелого. Нам нужно скорее вернуться и найти этого человека. Я... я не знаю, что с ним сделаю.

— Не Друг Лошадей, это уж точно.

— Нет, старик ни при чем. Это кто-то из бродяг, которых мы пустили жить. Они ходят между заставами, много видят, их часто подкупают, чтобы разнюхать что-нибудь.

Действительно, возле базы осело не меньше двух сотен бродяг и нищих, которые нашли защиту от аэроидов. Некоторые работали у нас. Однако им ничего не доверили, кроме помощи женщинам по хозяйству. Кто-то из них мог краем уха услышать про намеченный ритуал — и дать сигнал карателям.

— Вернемся, — произнес я. — Скоро вернемся и все узнаем.

— Нас наверняка ждут около пещеры. Ты не можешь взять где-нибудь еще таких старых вещей, как ты давал мне в дорогу?

— Ты про пистолет? Обещаю, он не понадобится. Пойдем, нас, наверно, уже ждут.

Мы поднялись и отправились обратно. Подорожник вел себя спокойней, но почти всю дорогу угрюмо молчал. Вдруг он остановился.

— А это что. Холодная башня? Почему она горит? Он увидел верхушку высокой трубы ТЭЦ, которая стояла где-то на окраине.

— Это просто труба от большой печи, — ответил я.

— Зачем такая печь? Она, наверно, сжигает целый воз дров за день.

— Побольше, чем воз... Вообще-то, она топит весь город.

— Одна печь — весь город? — удивился погонщик.

— Да. Там горит огонь, а в домах тепло.

— А на улицах?

— Нет, на улицах холодно.

— Все непонятно... Какие-то чудеса.

— Да, чудес хватает, — согласился я.

— А может, найдется такое чудо, чтобы исцелить Надежду? — погонщик искоса посмотрел на меня. — Может, ваши лекари умеют это делать?

Я отвел взгляд.

— Наши лекари немногим лучше ваших. Они знают немало чудес, но есть один непреложный закон — если человеку судьба жить, то он и будет жить. А если нет... Лекари ничего не смогут поделать.

— Но я же видел сегодня, — горячо заговорил он. — Я видел — воину отрубили голову, а потом помазали эликсиром — и он поднялся живой!

— Это просто сказка, — покачал головой я, поняв, что знания почерпнуты из телевизора. — В жизни такого не бывает.

— Неужели совсем не бывает? — удрученно проговорил погонщик. — Я же сам видел...

Тут меня словно черт за язык потянул.

— Не знаю... Случалось, что и после смерти человек возвращался...

— Значит, ее могут исцелить?! — Подорожник схватил меня за руку. — Говори, могут?

— Да нет, это не то... — замялся я, не зная, как исправить свою ошибку.

— Но ведь ты сказал, что бывает такое? Бывает?

— Бывает, но...

— Идем скорее, может, она уже открыла глаза!

— Остановись! — я крепко сжал его руку. — Мы не пойдем никуда. Не надейся зря, все кончено. Если бы получилось оживить ее, мне бы сразу сказали.

Подорожник отвернулся и побрел вперед, бессильно опустив руки.

— Мы еще вернемся сюда? — спросил он, когда я поравнялся с ним.

— Куда? — не понял я. — На эту улицу?

— Нет, вообще сюда, на твою землю. Чтобы узнать, не поправилась ли моя жена.

— Мы вернемся, — сдержанно пообещал я. — Если захочешь — вернемся.

Нас действительно ждали. В дежурке сидели пятеро бойцов, одетых в желто-коричневый осенний камуфляж. Они смотрели телевизор и одновременно травили анекдоты, лениво пересмеиваясь. Оружие и сумки с бронежилетами были сложены у стены.

— Только пятеро? — удивился было я. Но затем решил, что этого будет вполне достаточно. — Кто старший?

Навстречу поднялся коротко стриженный невысокий парень.

— Лейтенант Бондарь, — он протянул мне руку. Жест был не военный, но меня это не смутило. Я осмотрел людей. Все как один — молодые ребята, не старше двадцати пяти. Все с интересом поглядывают на меня и Подорожника — их уже предупредили насчет Ведомства.

— Спецназ Управления исполнения наказаний, — сказал лейтенант. — Второй взвод. Слыхали?