— Аэций просит вас повременить, — повторил я.

— Аэций не франк! Никто не разорял его земли и не сжигал его дома. И его брат не уходил к Аттиле, как жалкий изменник! Мы никого не станем ждать и никого не боимся. Ведь это наша страна. Из-за нашествия гуннов половина моих солдат лишились семей, и они жаждут мести.

— Если Аттила развернётся...

— То я и мои франки убьём его! Что ты скажешь, римлянин? Будешь ждать завтрашнего дня, а потом — послезавтрашнего, надеясь, что враги уйдут отсюда? Или хочешь сразиться с ними сегодня, когда в спины нам светит солнце, а высокая трава доходит до конского брюха? Я слышал, ты хвастался, что проберёшься к гуннам и найдёшь у них свою женщину! Давай решай!

— Аэций знал, что вы меня не послушаетесь, — признался я.

— А это значит, что он послал тебя в бой!

Король усмехнулся, и его глаза сверкнули из прорези шлема.

— Тебе повезло, Алабанда. Сейчас ты увидишь, как сражаются франки, и попробуешь войну на вкус.

Франки затрубили в рога, созвав свои войска. Их тяжёлая конница двинулась вперёд, каждый щит отличался от другого формой и оттенком, а пики были мощными, словно тележные оси, и высокими, как молодые деревья. Я обратил внимание на руки рыцарей в чёрных кожаных перчатках, на их кольчуги цвета зимнего озера и на островерхие шлемы, закрывавшие щёки. Они туго завязывались под подбородками, и поэтому у тех из воинов, кто брился на римский манер, на лицах оставались белые полосы. Я догадался, что варвары носили длинные волосы и бороды, не желая натирать кожу о металл.

Когда я присоединился к ним, меня обдало сотней запахов — конской плоти и навоза, пыли и пота, свежего сена и луговой травы, точильных камней и древков из крепкого дерева. От войны пахнет потом и маслом. К тому же в коннице было шумно: отовсюду доносились бряцанье и топот копыт крупных лошадей, воины перекрикивались, хвастаясь своими боевыми победами и успехами у женщин. Многие слова произносились тонкими, срывающимися голосами, как будто воины были напряжены, испуганы, но старались скрыть свой страх и ждали этой атаки, к которой готовились всю жизнь. У них не было ничего общего ни с гуннами, ни с гепидами. «Их нельзя сравнивать, словно быков с волками», — подумал я, глядя на этих рослых, ширококостных людей с кремово-белыми лицами.

Лишь немногим франкам удавалось обзавестись и лошадьми, и тяжёлым снаряжением. Остальные тысячи шли параллельно с клином всадников, переступая через высокие колосья. Их кольчуги доходили до ляжек, а не до икр, и ножны болтались у бёдер. Так им легче было бросаться на гепидов и опрокидывать их на землю.

Издалека наши противники напоминали коричнево-бурую массу, столпившуюся около медленно текущей, но глубоководной реки. Они остановились там выпить воды. Половина воинов уже перебрались через высокий поток — ровно им по грудь — и присоединились к основным силам Аттилы на востоке. А другая половина расположилась на ближайшем от нас берегу. Я понял, что Ант был не просто сорвиголовой, но и хорошим тактиком, а его разведчики вовремя сообщили ему об этой возможности.

Вражеское войско разделила глубоководная река.

— Видите, — сказал король, обратившись скорее к самому себе, чем к кому-либо ещё. — Их проклятые лучники не желают рисковать и переходить на наш берег. Эта дистанция даёт нам преимущество.

Похоже, противники никак не могли принять решение и метались, словно муравьи в растревоженном муравейнике. Кто-то пытался поскорее отступить вдоль реки, превратив его берега в защитный ров. А другие, похрабрее, собирались сразиться с наступающими франками. Приказы Аттилы перегруппироваться исполнялись с горьким чувством — ведь эти воины привыкли сметать всё на своём пути. Теперь к ним вплотную подступили враги, но не огромная армия Аэция, о которой ходило столько слухов, а лишь крыло бесшабашных и нетерпеливых франков, вырвавшихся далеко вперёд!

Мы выследили короля Ардарика по его королевским знамёнам. Он выехал на поиски Аттилы и, очевидно, желал узнать у гунна, что ему нужно делать.

На это и надеялся Ант.

— В атаку!

Я ожидал, что франки испугаются, но их всех объединила пьянящая радость. Сила и энергия франкской конницы были заразительны, и я никогда не чувствовал себя столь живым, как сейчас, несясь галопом вместе с этой когортой воинов. Земля тряслась под копытами наших коней, и по обе стороны раздавались крики, пока расстояние между войсками продолжало уменьшаться. Франкская конница и куда более многочисленная пехота гепидов стремительно выстроились в линии.

Когда мы приблизились, они выпустили первую партию стрел и подняли дротики, рассчитывая увернуться от натиска франков. Наш передовой отряд ринулся в атаку, взметнувшись причудливой волной, и натолкнулся на железную щетину. Волна спала, но всадники всё же вклинились в ряды гепидов и прорвали оборону. Остальные франки последовали за кавалерией, изрезав вражескую линию по краям. Они бросились с копьями наперевес, расчистили себе дорогу к берегу реки, а после повернулись и накинулись на неприятеля с тыла. Жестокое нападение ошеломило гепидов, привыкших, что их жертвы разбегаются от них врассыпную. Массивные мечи франков рассекали копья и шлемы гепидов надвое. Пехота гепидов в отчаянии рванулась на фланги конницы Анта, ранив копьями лошадей и повалив на землю нескольких рыцарей. Настал угрожающий момент, когда численное превосходство гепидов сделалось очевидным, но вскоре подоспела помощь франкских пехотинцев. Они просочились по краям поля боя, заглушив своими криками какофонию барабанного боя.

Долгое время исход сражения был неясен — обе стороны сошлись в схватке едва ли не с одинаковыми силами. Я использовал свою лошадь как таран, надеясь пробить ряды гепидской пехоты. Пригнулся с мечом в руке и разил им направо и налево, не видя, как зловещий водоворот поглощал франкскую знать. Затем напор франков стал мощнее, а храбрость гепидов пошла на убыль, и мы оттеснили неприятеля к реке. Они поняли, какая им грозит опасность. Берег был крутой, и поэтому, соскользнув, они больше не смогут сражаться. Тогда им придётся или бросить своих соратников и поплыть, спасаясь от франков, или остаться на песчаной кромке, где их пронзят копьями или стрелами из франкских луков. Они начали звать на помощь товарищей с другого берега. Кто-то нырнул в воду, решив до них добраться и поддержать, а другие говорили, что войскам надо отступать, пока не поздно. В стане гепидов воцарился хаос, а их генералы, привыкшие рабски повиноваться гуннским полководцам, явно растерялись и не знали, то ли им сейчас переходить в контратаку, то ли отступать. Подкрепление франков продолжало расти, и осаждённые отряды гепидов в панике сбились в кучу.

Вдали замаячило подъехавшее подразделение гуннов. Варвары выпустили стрелы, но, как и полагал Ант, их поддержка не изменила хода сражения. Более того, расстояние сыграло роковую роль, и гуннские лучники убили равное число франков и гепидов, сошедшихся в рукопашном бою. Если бы всадники перебрались на другой берег в верховьях реки и окружили франков с тыла, эффект был бы куда сильнее, но разве могли эти гуннские всадники оторваться от остальных отрядов, не вызвав гнева и ненависти Аттилы?