— Уорбрик? — догадался Реналд, подавляя обреченный вздох.

— Где он?

— Надеюсь, наш отряд его перехватил. Он наверняка услышал, что тут творится.

— Я тоже на это надеюсь.

— Тай, мы могли бы отдать его под суд, — напомнил Реналд. — Генрих не оставит от него мокрого места.

— Генрих скорее всего удовольствуется тем, что лишит его земель и титула.

— Так или иначе мы от него отделаемся.

Фицроджер ничего ему не ответил. Он отпустил Имоджин и пошел следом за ней к краю поляны.

Впервые за это время она получила возможность как следует разглядеть своего мужа и увидела то, что видел Реналд. Лицо Фицроджера превратилось в сплошной синяк: очевидно, его сильно избили, уже после того как они расстались. Впрочем, не это было главным: каждое движение давалось ему с трудом. Рана от стрелы наверняка лишила силы его правую руку, и будет настоящим чудом, если тяжелая дубина не сломала ему левое плечо. Кроме того, он старался не наступать на правую ногу.

Он был не в состоянии драться с кем бы то ни было, и уж тем более с Уорбриком.

Она видела, что он мечтает сам расправиться с ним. Она молилась, чтобы кому-то из его людей хватило ума прикончить врага на месте, а не брать его в плен. Если бы она не надеялась на такой исход, то заранее приказала бы его убить.

Она неотрывно всматривалась в белесую муть у подножия стены, но не могла разглядеть, что там происходит. И никаких звуков слышно не было. В лагере теперь было слишком много людей, и поднятый ими шум заглушал все остальные звуки.

Они вышли из леса и начали спускаться с холма. Имоджин ни на шаг не отходила от Фицроджера, Реналд дышал им в затылок. Кое-кто из солдат захватил с собой факелы, образовавшие крошечные островки света в густом сером тумане.

— Как этот мерзавец угодил тебе по плечу? — спросил Реналд.

Фицроджер сделал вид, что не слышит.

— А почему ты хромаешь?

— Нога затекла после веревок.

— Похоже, твоя правая рука тоже не в порядке.

Фицроджер проигнорировал и это.

— У него там рана от стрелы, — сообщила Имоджин.

— Тай… — сделал еще одну попытку Реналд.

— Нет.

В этом был весь Фицроджер. Он мог отдать приказ таким тоном, что никому не хватило бы духу ослушаться. Имоджин молилась, чтобы Реналд как следует ударил своего приятеля, прежде чем это безумное упорство доведет его до беды. В конце концов, сделал же он это в подземелье! К несчастью, это не пришло ему в голову.

Они обнаружили Уорбрика у подножия стены. Он был загнан в угол, как матерый медведь, окруженный сворой мастиффов. И, как разъяренный зверь, он жаждал крови. Поблизости валялось мертвое тело, а длинный меч Уорбрика был весь в крови.

Фицроджер протолкался вперед, и Имоджин вместе с ним. Увидев своего врага, Уорбрик грязно выругался.

— Я им кишки на шею намотаю! — зарычал он, имея в виду своих людей.

— Они сделали все, что могли, — заверил его Фицроджер почти дружелюбным тоном.

— Ну, Бастард, — Уорбрик гордо выпрямился, — что теперь?

— Теперь я тебя прикончу. Ты давно заслужил смерть за свои проделки, но сегодня ты умрешь за то, что покушался на мою жену.

— А я не только покушался! — захохотал Уорбрик. — Она не рассказала тебе, что случилось там, наверху? Конечно, нет! Она только и делает, что врет!

Имоджин собиралась возразить, но Фицроджер стиснул ей руку, приказывая молчать.

— Она никогда не врет. Но что бы там ни случилось, за это расплатишься только ты. Щит.

Этого приказа было достаточно, чтобы через секунду ему подали большой щит в форме крыла.

— И для него.

Появился еще один щит, хотя и с задержкой. Имоджин постаралась утешиться тем, что никакой щит не сможет надежно прикрыть такое огромное брюхо.

Имоджин осторожно оттащила Фицроджера на два шага назад.

— Это безумие! — прошептала она. — Повесь его! Он заслужил позорную смерть от петли!

— Я обещал тебе, что убью его сам, — невозмутимо возразил ее муж, разминая плечо.

— Вот и надень ему петлю на шею.

— Нет.

— Я отказываюсь от своего условия. Пусть его судит король.

— Нет. Он примет смерть от моей руки.

— Ты не в состоянии драться! — Она готова была пришибить его от досады. — У тебя свежая рана, и я уверена, что дубинка сломала тебе плечо!

Его ладонь зажала ей рот, причем довольно грубо. Его глаза заледенели от жажды мести, уже овладевшей его рассудком.

— Ты будешь молчать, — процедил он, — и стоять в стороне, где тебе не грозит опасность, как и полагается послушной жене.

Но, едва он отнял руку, Имоджин выпалила:

— А что должна делать послушная жена, если ты проиграешь?

— Прикажешь мне тебя побить? — Он сурово качнул головой. — Если я проиграю, по крайней мере не отдавайся победителю.

Она смотрела, как он хромает прочь, и сердце ее обливалось кровью. И это он называет затекшей ногой? Если бы Имоджин надеялась, что ее послушают, она приказала бы его людям привязать их обезумевшего командира к дереву, а Уорбрика повесила бы сама.

Но разве они выполнят ее приказ?

И тут ее осенила новая мысль.

Она привела ее в ужас.

Но за последние дни ей пришлось пройти через столько ужасов и опасностей, что теперь уже не имело значения, если она испытает еще один из них. Торопясь осуществить свою идею прежде, чем оробеет окончательно, Имоджин подняла с земли увесистый булыжник и ударила по незащищенному темени своего мужа!

Она не хотела его убивать, и на какой-то ужасный миг ей показалось, что она ударила слишком слабо. Он покачнулся и посмотрел на нее, пригвоздив к месту яростным взором.

И рухнул на землю.

— Христовы раны! — выдохнул Реналд, не стесняясь показать свой испуг перед подчиненными.

Перед всеми, кроме Уорбрика. Тот презрительно фыркнул:

— Догадалась, что у него кишка тонка против меня, да?

Имоджин медленно повернулась в его сторону.

— Убейте его, — холодно приказала она своим людям. Меня не волнует, как вы это сделаете. Но только убейте.

Повисла зловещая тишина, затем лучник из отряда Фицроджера хладнокровно наложил стрелу на тетиву и выстрелил. Пыхтя и чертыхаясь, Уорбрик принял стрелу на щит, но второй лучник не дремал и ранил его в руку. Имоджин следила, как ее враг обрастает стрелами, подобно тому, как это недавно происходило с Фицроджером. Но разница была в том, что Уорбрик не был защищен кольчугой.