но человек не может вечно стоять на пальцах. Он умер. Тогда убийца принес стул и помог Макдональду оторваться от пола: Макдональд ведь грузный. Его приподняли, разрезали путы на руках и ногах и выбили стул, чтобы изобразить самоубийство. Это сделал наш старый приятель, любой ценой стремящийся выиграть время. Если бы он смог нас уверить, что Макдональд кончил жизнь самоубийством, чувствуя, что круг замкнулся, тогда он считал бы, что мы поверили в версию о шпионаже и что Макдональд главный в этом деле. Но сделавший все это не совсем уверен.

— Это только догадки, — сказал Харденджер.

— Нет, не догадки. Разве можно поверить, что Макдональд, не только храбрый офицер, сражавшийся в танковом батальоне шесть лет, но также хладнокровный агент, совершит самоубийство, когда вокруг него станет замыкаться круг? Чтобы Макдональд уступил или сдался? Макдональд в любом случае получил по заслугам. Но на самом деле его убили не только с тем, чтобы наш неведомый приятель еще более рассеял наши подозрения и выиграл время. Он должен быть убит. А наш приятель рассчитывал представить это самоубийством и еще более выиграть время, надеялся нас подольше задержать.

Это только мои догадки, Харденджер, и более ничего.

— Макдональду пришлось умереть. — Харденджер изучающе глядел на меня при общем молчании и затем внезапно сказал:

— Кажется, вы очень во все это верите.

— Уверен. Знаю.

Я схватил угольную лопату и стал разгребать угольную кучу у дальней стены подвала. Угля, насыпанного почти до потолка, было около двух тонн. В моем скверном состоянии пришлось сжать зубы и работать молча, чтобы не застонать. С каждым взмахом я отбрасывал кусочки угля лопатой, а они сыпались сверху и катились по полу.

— Что вы собираетесь обнаружить под этой кучей? — с мрачной иронией спросил Харденджер. — Еще один труп?

— Совершенно верно, собираюсь обнаружить еще один труп. Рассчитываю откопать покойную миссис Тургин. Она предупредила Макдональда и не побеспокоилась приготовить ему обед, поскольку знала, что Макдональд не останется обедать. Что известно Макдональду, известно и ей. Она была его соучастницей. Неразумно заставить молчать Макдональда, если миссис Турпин останется жива и будет квакать. Поэтому о ней тоже позаботились и заткнули рот.

Но, оказалось, о ней позаботились в другом месте, не в подвале. Мы поднялись наверх, и, пока Шеф долго говорил по телефону, установленному в полицейской машине, следовавшей за нами из Альфингема, Харденджер, я и двое полицейских водителей с помощью пары фонарей стали обследовать нижний этаж. Эта работа была нелегкой. Наш хороший доктор неплохо устроился с меблировкой дома и создал себе спокойную обстановку. Его парк во многом способствовал этому. Он простирался более чем на четыре акра. Большую часть парка окружала живая изгородь из буковых деревьев, которая остановила бы даже танк.

Было темно, холодно, безветренно, но шел дождь, вернее сильный ливень, обрушивающий потоки воды на промокшую землю. Подходящая обстановка для поисков трупа, подумалось мне. Да еще на четырех акрах. Да еще в темную ненастную ночь.

Буковые деревья подстригали месяц назад, и обрезанные ветви с листьями были собраны в дальнем углу сада. Мы нашли миссис Турпин под этой кучей. Ее кое-как прикрыли, набросав несколько ветвей и сучьев. Возле валялся молоток. Стоило только взглянуть на ее затылок, чтобы стало ясно, как было дело. Я предположил, что это сделал тот же, кто сломал мне ребра.

Голова мертвой женщины была размозжена множеством ударов, хотя было достаточно одного.

Возвратившись в дом, я принялся за виски из запасов Макдональда. Ему виски больше не потребуется. Как он предусмотрительно когда-то мне заметил, у него нет родственников и некому оставлять наследство. Было бы глупо оставлять виски. Мы в нем очень нуждались. Я налил тяжелые большие бокалы Харденджеру и себе, еще два бокала полицейским водителям. Если даже Харденджер отметил про себя мой проступок как воровство имущества и нарушение служебных правил — ведь я предложил алкогольный напиток полицейским во время службы, он все-таки промолчал. И прикончил виски раньше нас. Полицейские уже уходили, когда вернулся Шеф.

Казалось, он старел с каждой минутой. С тех пор как я видел его последний раз, складки вокруг носа и рта еще резче углубились.

— Вы нашли ее? — спросил он, беря стакан виски.

— Мы нашли ее, — подтвердил Харденджер. Мертвой, как и предполагал Кэвел. Убитой.

— Вряд ли это кого заинтересует. — Шеф вдруг поежился и отхлебнул большой глоток. — Она только одна из многих. К этому времени завтра... сколько тысяч их будет... Один бог знает, сколько тысяч. Этот безумец прислал еще послание. Обычный библейский язык: стены Мортона еще стоят, нет признаков разрушения, поэтому приближается его время. Если разрушение Мортона не начнется к полуночи, он собирается открыть ампулу ботулинусного токсина в центре Лондона в четыре часа утра, в четверти мили от Нью-Оксфорд-стрит. От такого сообщения захотелось выпить еще.

— Он не безумец, сэр, — сказал Харденджер.

— Нет. — Шеф устало потер лоб. — Я передал о том, что обнаружил Кэвел, и выразил наше мнение. Они сейчас в полной панике. Знаете, некоторые национальные газеты уже продаются на улицах, а еще нет и шести утра! Беспрецедентно, но так. Газеты очень подробно передают охвативший население ужас, просят и требуют у правительства удовлетворить условия безумца, поскольку, когда печаталась информация, все считали его безумцем, сумасшедшим. Слова об уничтожении части Восточной Англии беспрерывно повторяются по радио и телевидению в последних известиях. Все до смерти напуганы. Кто бы ни стоял за всем этим, еще несколько часов — и нация будет на коленях. В результате стремительности событий за очень короткое время люди не успели задуматься. А тут еще каждая падкая на сенсации газета и каждая передача радио нагнетают страх, твердят, что этот безумец не отличает ботулинусный вирус от дьявольского микроба и что в следующий раз может случиться подмена токсина дьявольским микробом.

— В самом деле, — сказал я, — все, кто стонал и горько жаловался, что опасно жить при надвигающейся угрозе термоядерной войны, вдруг увидели еще большую опасность, узнали, что страх не имеет границ. Думаете, правительство пойдет на уступки?

— Не могу утверждать, — признался Шеф. — Кажется, я довольно поверхностно судил о премьере. Думал, что он, как и все, напуган. А теперь сомневаюсь. Он занял очень жесткую позицию. Это может привести к катастрофе. Возможно, он стыдится, что перепугался сразу. Возможно, видит шанс для себя оставить бессмертный след в истории...

— Возможно, он похож на нас, — сказал я. — Может быть, он напился от переживаний и не сообразит, что делать.

— Может быть. В данную минуту он консультируется с министрами. Он твердит, что это