Пакуро представился.

Дальнейший разговор отличался какой-то дичайшей несообразностью. Майору инкриминировалась тайная встреча с первым секретарем посольства Саудовской Аравии, получение от него гонорара в размере восемнадцати тысяч долларов за организацию недавнего взрыва синагоги, а также оплаченная пятью тысячами долларов ликвидация одного из воров в законе, организовавшего данный подрыв.

— Да что за чушь! — потрясал руками Пакуро. — Бред параноика!

— Я вас попрошу…

— Я вас тоже попрошу, — настойчиво произнес майор. — Свяжитесь с вашим антитеррористическим департаментом. Пусть сюда придет… — Назвал фамилию генерала, неоднократно общавшегося с ним по связанным с РУБОП вопросам. — И вместе поговорим.

Явившийся в кабинет генерал заставил следователя авторитетом своей персоны несколько изменить колючую манеру общения с подозреваемым в теракте офицером МВД.

— Информация поступила от представителя МОССАД, из израильского посольства, — объяснил следователь ответственному лицу. — Детали совпадают. Имя первого секретаря посольства Саудовской Аравии, затем… э-э…

— А от кого поступили сведения в МОССАД? — перебил генерал.

— Неустановленное лицо.

— Кем неустановленное?

— Естественно — нами. МОССАД же нам не выдаст источник… Но вот конкретика…

И тут в голове Пакуро полыхнуло: конкретика! Знакомый термин! Неужели — месть раздосадованного своим позорным разоблачением Мусы? Хотя — даже не месть… Вдруг, побоялся, что его разоблачат окончательно относительно вранья о брате, и не только разоблачат, но примут какие-либо неформальные меры? Вот и нанесен упреждающий удар — мол, в суматохе после такого доноса майору Пакуро определенно будет не до него…

— Кажется, я знаю, с какой помойки ветер дует, — сказал Пакуро. И — изложил свою версию.

Генерал поднялся со стула. Махнул рукой. Обратившись к следователю, произнес:

— Кончай эту волынку… Еще не хватало под дудку всякого сброда плясать. Все, я пошел.

— Ну, — оставшись наедине со следователем, произнес Пакуро. — И неужели вы думаете, что я — офицер РУБОП за какие-то восемнадцать тысяч долларов пойду взрывать храм Божий? И… Сколько я там за убийство вора в законе заплатил? Всего пять тысяч? Не кажется ли вам, что сумма явно занижена?

— Ну, вы расценки лучше меня знаете… — неопределенно отозвался оппонент, откидываясь на спинку стула.

— Ладно. Могу быть свободен?

— Идите…

У двери Пакуро задержался, кивнув на маленький приставной столик, на котором лежал окрашенный салатовой краской цилиндр, опутанный какими-то разношерстными проводами. Спросил механически:

— Чего это?

— В смысле? — Следователь смотрел на него стылым свинцовым взором.

— Да вот… Похоже на взрывное устройство…

— Вам виднее… — последовал ответ.

— Тьфу! — только и произнес Пакуро, захлопывая за собой дверь.

Вернувшись на Шаболовку, незамедлительно позвонил в ОВД округа, где находилась гостиница, в которой проживал многомудрый Муса.

Связавшись с приятелем, одним из самых толковых оперов, дал данные на чеченца, попросив:

— Посмотри за ним внимательно, хорошо? Наверняка какой-нибудь криминал выстрелит…

— Сильно тебя достал? — поинтересовался приятель.

— Если честно, хотя это личное, — огорчил до невозможности!

— Приглядим…

Акимов

Как размышлял Акимов, пора разгрома банды уже наступила: выяснились имена и адреса многих ее участников, задокументировались эпизоды более чем двадцати вымогательств, всплыли прошлые преступления, связанные с грабежами автотранспорта, отчетливо выступили из рыночно-коммерческой кутерьмы каналы реализации товара через людей Аслана на московских рынках… Но каждый день «сотрудничества» приносил все новую и новую информацию: через Аслана шли деньги на выкуп похищенных в Чечне военнослужащих, и на днях в неспокойных кавказских горах готовилась операция по вызволению из плена нескольких солдат.

Однако намеки относительно личности Советника и перспектив выхода на его местонахождение, были категорически Асланом проигнорированы — дескать, не мой уровень, и карабкаться на него — попросту наивно… Забудь!

С другой стороны, позитивным с точки зрения Акимова открытием явилось признание Аслана, что существует целое звено курьеров с Кавказа, и доставляют курьеры в Москву не только оружие и информацию, но и фальшивые американские доллары.

Две купюры с изображением незабвенного Бенджамина Франклина, переданные капитану в качестве коммерческих образцов, заставили сокрушенно покачать головами видавших виды экспертов: липовые американские денежки были изготовлены на совесть, со многими степенями защиты, и поверхностную проверку проходили под громкое «Ура!», которое, подредактировав, можно было справедливо видоизменить в «Караул!»

Валюта, изготовленная промышленным способом в одной из арабских стран, где, как уверяли масс-медиа, царят террор и реакция, в изрядных количествах переправлялась отчего-то именно что в кавказский регион. Аслан в свою очередь пояснил, что арабов, у которых жен и денег куры не клюют, лично не знает, но через доверенных лиц уполномочен обменять полтора миллиона фальшивой валюты номер один на сорок процентов ее номинальной стоимости. То ли умышленно врал, легендируя источник, то ли попросту заблуждался, ибо предложенные им образцы, как установили эксперты, принадлежали к фальшивкам, печатающимся в Дагестане и именуемым «алиевками» — сообразно фамилии некоего Алиева, инициатора подпольного производства липовой валюты.

Как сообщил Акимову Пакуро, тесно связанный с дагестанскими коллегами, за главным фальшивомонетчиком ныне велась активная охота. Что же касается «арабских» долларов, то их качество, по словам тех же экспертов, было на порядок хуже кавказских подделок.

Так или иначе, однако предложение Аслана о покупке изрядной партии самопальной валюты, меняло многие планы РУБОП, касающиеся разгрома его банды. И, в частности, вносило серьезные коррективы в операцию по задержанию преступников при планирующемся ограблении офиса, тем более, что в целях укрепления личного авторитета Аслан не желал оставаться в стороне и также выразил намерение участвовать в деле.

Акимов, понимая всю дальнейшую юридическую значимость уже неизбежного налета, не уставал вдалбливать в бандитские головы трогательную истину: никакой крови! Кровь — значит, расследование. Расследование — значит, вероятный прокол. И если кавказские друзья в любой момент могут кануть в недоступных далях своих хребтов и долин, то ему и его людям суждено оставаться в Москве, и потому рискует он куда как больше… Так что — без фанатизма, пожалуйста, как любил приговаривать рассудительный Пакуро…

И вот наступил этот день, главный, в общем-то, день, когда на постамент доказательной базы должен был взгромоздиться эпизод абсолютно конкретного и тяжкого преступления, в котором была задействована вся бандитская элита кавказской группировки.

Обычный пасмурный денек московской зимы: бледное солнце в мглистом небе, нехотя срывающиеся из его глубины редкие снежинки, почернелые сугробы, подмерзший снег, хрустящий под подошвами, как битое стекло… И — обычный жилой дом, облицованный белой и голубой плиткой, чьи подъезды выходят на дворик с катающейся с горки детворой… Вокруг — также обычные люди: домохозяйки, неспешно бредущие с продуктовыми сумками, случайные прохожие… Но среди них — наблюдатели бандитов, тщательно изучающие и припаркованные во дворе машины, и появляющихся на тротуаре персонажей, и подъезды соседнего дома…

Напрасно! Не вычислить наблюдателям ни