— Не утруждайте себя, господа, — учтиво склонил голову официант. — У нас сегодня только гуляш.

— Вот тебе и «суп из фазана»! — всплеснул руками Шниттке. — Несите гуляш и бутылку вина любого года и вероисповедания, — скомандовал он раздраженно.

Официант, весьма довольный тем, что сумел возвратить строптивого гостя в реалии военного времени, поклонившись, спокойно удалился.

— Война все девальвировала, и уровень обслуживания в том числе, — пробурчал Шниттке.

— Естественно. От того, что люди ежедневно убивают друг друга, никому лучше не становится, даже тем, кто честно решил пообедать в ресторане.

Поданный вскоре гуляш, однако, оказался вопреки ожиданиям весьма недурен на вкус, так же, как и рейнское вино, которое показалось ничуть не хуже французского, разве что было раз в девять дешевле.

Всякое пресыщение повышает вязкость мозгов и замедляет темп мышления. Но служба остается превыше всего.

Шниттке вновь закурил то, что он называл «французским намеком на кубинскую сигару», уселся поудобнее и продолжил начатую еще натощак тему.

— Итак, ты отправляешься в Париж. Приказано денег на тебя не жалеть.

— Это похвально.

— Одним словом, вот распоряжение, чек в парижский частный банк «Вормс» для получения на предъявителя французских франков. И вот еще телефон нашей резидентуры в Париже. Ей дано указание удовлетворять все твои запросы, включая материальные.

— Уж слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— Вот тебе задание. Прочти внимательно, запомни и верни мне.

Шниттке положил на стол лист бумаги, левая часть которого была заполнена машинописным текстом. Генрих пробежал его глазами и, не найдя ничего для себя нового, вернул обратно.

— И последнее, — выдержав сценическую паузу, произнес Шниттке. Ему, очевидно, нравилась роль наставника, и потому он произносил слова не спеша, растягивая гласные и запивая каждую завершенную фразу глотком кофе, поданного на десерт.

— А в заключение передаю тебе не приказ, а лишь пожелание начальства… — теперь он сделал несколько глотков вина, а сразу после небольшой паузы, глоток кофе, поданного вместо десерта.

— Возьми с собой Карин, в ранние годы она подолгу жила у своих бабушек в Париже, прекрасно владеет парижским арго и знает город как родной.

— Что ж, в такой компании я чувствовал бы себя куда увереннее.

— Вот и прекрасно. Напоследок — служебно-интимное. Послушай, мадам Шанель проходит в немецкой агентурной сети под пседонимом «Вестминстер», кодовый номер F-7124. Как видишь, мы о делах наших конкурентов тоже кое-что знаем, — многозначительно улыбнулся Шниттке, довольный тем, как удачно выполнил данное ему начальством поручение.

* * *

— Должен господ огорчить. Дело в том, что английская авиация разрушила часть пути, и мы вынуждены двигаться по южному маршруту: то есть вместо прямого Берлин-Кельн-Брюссель-Париж опускаемся на юг и следуем через Метц-Эмс на Париж.

— И на какое время этот крюк рассчитан? — поинтересовался Генрих.

— А вот этого теперь не скажет вам никто — ни Бог, ни даже я. Мы ведь, так сказать, вторгаемся в чужое расписание и должны быть благодарны за то, что нас туда пустили.

— Скажите, в таком случае мы вправе рассчитывать на какую-то пищу в качестве компенсации за все причиненные неудобства?

— А вот тут я бы рекомендовал вам потерпеть до Брюсселя. Дело в том, что там меняется вся бригада, включая поваров, и появляется французская кухня, а это уже нечто совсем иное.

— То есть лучше?

Маленькие глазки в изумлении взлетели к бровям:

— Я немецкий патриот, но признаю, что, какое бы вы блюдо в Германии не заказали, в конечном счете вы получите сосиски с капустой или картофельные драники со свининой и яблочным пюре.

— Хорошо, но на бутылку рейнского мы можем рассчитывать еще до Брюсселя?

— Естественно! Сказали бы сразу, она стояла бы уже давно у вас на столе!

Это были не пустые слова. Через несколько минут бутылка, горлышко которой обвивала белоснежная салфетка, уже водрузилась на столе.

— Итак, за удачное путешествие, — предложил Генрих.

— Я бы выпила за счастливую поездку.

— Что ж, можно и так. Ты не огорчилась по поводу того, что нам придется сделать солидный крюк?

— Расстроилась, но только потому, что крюк столь мал. Вот если бы в Париж поехать через Йоханнесбург!

* * *

В Брюсселе состав укоротили почти вдвое, зато прицепили французский вагон-ресторан, благодаря чему весь поезд приобрел совершенно иной вид.

Внутренняя респектабельность вагона вполне отвечала его внешней элегантности, что с людьми случается редко.

Единственным, но весьма существенным недостатком оказалось то, что вагон-ресторан с первой минуты оказался переполненным до отказа.

Многие пассажиры, как правило, в сопровождении дам, войдя с перрона, тут же уходили в ресторан и, заказав минимум блюд, с успехом создавали для своих спутниц атмосферу респектабельности и недостижимого в условиях убогого комфорта военного времени.

— К сожалению, господа, ресторан переполнен, однако я сумел зарезервировать для вас два места за уютным столиком вместе с приятным молодым человеком.

— А если бы мы пожелали ужинать в купе? — Карин не успела закончить фразу, как мэтр всплеснул руками:

— Мудрое решение мудрой женщины! — не стал скупиться он на комплимент, вполне искренний в данном случае. — Стоит ли вам идти по вагонам вдвоем, если я могу это сделать для вас один?

Прошло не более получаса, и в купе появился официант в белом кителе с фартуком поверх него и проводник в неизбежном красном картузе. Вдвоем они ловко и быстро преобразовали прилегающую к окну откидную деревянную плоскость в праздничный стол с белой скатертью, где тут же поставили две большие тарелки, накрытые полногрудыми блестящими мельхиоровыми крышками. В следующий момент по невидимому сигналу крышки взмыли вверх одновременно, представив взгляду две искусно зажаренные котлеты де-воляй с легким гарниром.

Обслуга удалилась, оставив молодую пару наедине с изысканным ужином. За окном уже смеркалось, силуэты мелькавших мимо зданий начинали расплываться в наступавших сумерках. Карин опустила маскировочную шторку, как то предписывала висевшая на стене инструкции, и оттого в купе сделалось еще уютнее.

В тот вечер хорошее вино оказалось более к месту, чем безупречно приготовленные де-воляй. Мысль заказать еще одну бутылку пришла сама собой.

— Скажи, Генрих, ты умеешь доверять людям?

— Не знаю, кого ты имеешь в виду. Но всегда стремлюсь.

— Постарайся, пожалуйста, — грустно улыбнулась Карин. — Папа утверждает, что вера — это время, помноженное на поступки.