– Офигеть!

* * *

– Раньше мы никогда не говорили о маме. О том, что бы она сделала или подумала, будь жива.

Жаклин лежала на животе. Я растянулся рядом и чертил пальцами линии у нее на спине.

За обедом мы разговаривали о моем предстоящем выпуске, о работе над проектом доктора Азиза, которая заставила меня по-новому посмотреть на то, чему я научился за четыре года, и начать мыслить в совершенно неожиданном направлении.

– Мама гордилась бы тобой, – сказал отец.

Жаклин сжала мою руку под столом, покрытым свежим лаком, потому что знала, как были важны для меня эти слова.

Сейчас мы с ней лежали в той спальне, где останавливались мои родители, когда приезжали гостить к моему дедушке. Отец переехал в дедову комнату, перекрасив ее в цвет морской волны. Там тоже висела мамина работа.

Кладовка теперь снова использовалась по прямому назначению. Кроме еды, здесь хранились только аккуратно составленные коробки со старыми папками. Дырки от кнопок на стене были закрашены. Вместо старой лампы на потолке висел нормальный современный светильник. Когда отец попросил меня принести зубчик чеснока, я вошел в эту уютную пещерку и усмехнулся, с удивлением поняв, что мне здесь хорошо, спокойно и что так было всегда. Мир рушился, а я в своей кладовке чувствовал себя относительно защищенным.

– Спасибо, что привез меня к себе домой, – сказала Жаклин, повернувшись ко мне в темноте.

Ее глаза слегка поблескивали от лунного света, просачивавшегося в окно. Пульсирующий шум моря разносился по песку, напоминая медленное и мягкое сердцебиение.

– Спасибо, что согласилась приехать.

Она придвинулась ближе:

– Ты мне так и не скажешь, куда собираешься обращаться по поводу работы?

– Не-а. И ты знаешь почему.

– Да, да. Ты хочешь, чтобы я перевелась на музыкальное отделение в лучшее место, куда меня возьмут, и не важно, где будешь ты. – Жаклин повторила то, что я твердил много раз, и я понял по тону, что она закатила глаза. – Но… мне даже подумать жутко о том, что через шесть… нет, теперь уже пять месяцев мы можем оказаться в разных концах страны.

На самом деле я и не думал расставаться с ней. У меня был план, который я не хотел оглашать раньше времени. Многое зависело от везения, и я боялся, что Жаклин разочаруется, если что-то не срастется. Погладив ее волосы на виске, я положил ладонь ей на щеку:

– Ты меня не потеряешь. Просто я не хочу поступать с тобой так, как твой бывший. У тебя есть мечта, и ты хочешь за ней следовать. Ты должна за ней следовать, потому что… – Я сделал вдох. – Потому что я люблю тебя, Жаклин Уоллес.

Она сглотнула, и ее глаза наполнились слезами:

– А я люблю тебя, Лэндон Лукас Максфилд.

Мое сердце как будто раздалось. Наклонившись к Жаклин и целуя ее, я почувствовал: теперь это мое право. В ее словах – в том, как она меня назвала, – мне послышался отголосок моего будущего. Я был настолько в нем уверен, что никакое расстояние не могло меня отпугнуть. «Беру тебя, Лэндон Лукас Максфилд…»

Счастье можно заработать или создать. Его можно открыть, можно отвоевать. После всего, что со мной случилось, я нашел эту девушку. А вместе с ней надежду. И прощение. Моя мама была бы за меня рада. Впервые за долгие годы я тоже радовался и не корил себя за это.

Жаклин приняли в три из пяти университетов, куда она обратилась, но когда пришло письмо с положительным ответом из Оберлинской консерватории, прочие варианты отпали сами собой. Открыв свой почтовый ящик, Жаклин вскочила с дивана и завизжала, загнав бедного Фрэнсиса под кровать. Поняв, что это визг от радости, а не при виде паука с человеческую ладонь, я раскрыл объятия, и она бросилась мне на грудь.

– Поздравляю, милая, – пробормотал я, целуя ее и наслаждаясь ее восторгом.

Она отправила эсэмэску Эрин. Позвонила родителям. Послала письмо своей школьной учительнице.

А потом сообразила, как далеко мы окажемся друг от друга, если она уедет, а я останусь здесь. Две местные фирмы настойчиво предлагали мне работу, и я всерьез подумывал о том, чтобы выбрать одну из них. Я прошел второе собеседование насчет классной работы, связанной с полупроводниковой робототехникой. Четыре года назад я даже мечтать о подобном не мог: все мои усилия были нацелены на то, чтобы просто попасть в колледж.

Я повел Жаклин праздновать ее успех, отказавшись обсуждать километры и часы, которые будут нас разделять.

– Потом, – отвечал я, пока она не перестала спрашивать.

Если бы нам пришлось разъехаться на ближайшие два года, то мы бы, наверное, как-то с этим смирились. Но пока я не хотел сдаваться: поступление Жаклин в Оберлин поставило передо мной новую цель.

В декабре я ужинал с Джозефом, Эллиоттом и его младшей сестрой Рени, которая училась в Кливленде на третьем курсе медицинского колледжа Западного университета Кейза. Откровенная попытка моего друга и его парня выступить в роли свах с треском провалилась, зато мы с Рени наладили контакт иного рода: ее очень заинтересовал проект, над которым мне предстояло работать в следующем семестре, и она рассказала мне об одном из своих преподавателей – специалисте в области биоинженерии.

Потом я написал ей письмо: спросил, не найдется ли в Кливленде для меня места. Она передала мое резюме тому самому профессору. Он оказался одним из трех соучредителей маленькой биоинженерной фирмы. Его коллега знала доктора Азиза и обратила внимание, что я на него сослался. Через неделю мне позвонили и предложили приехать на собеседование.

Случай провернул колесо. Остальное было моим делом.

– Скажи мне хотя бы, в какой город едешь! – Мы с Жаклин смотрели фильм про зомби, и вот уже сорок пять минут, едва начиналась реклама, она пыталась вытянуть из меня информацию. – Разве мы не должны говорить друг другу все?

Ее медовый голос и широко раскрытые голубые глаза, смотревшие мне в лицо так серьезно, будто она распутывала настоящую тайну, чуть не заставили меня сдаться. Противостоять ей было трудно.

– Неплохая попытка, – усмехнулся я.

Она нахмурилась.

– Ладно. Я просто спрошу Синди.

– Я предвидел такой поворот событий и ничего ей не сказал.

Жаклин топнула ногой. Я рассмеялся. Тогда она вжала меня в угол дивана:

– Ты такой симпатичный, когда смеешься…

Она обвила меня руками за шею и, запустив пальцы мне в волосы, потянула к себе для поцелуя. Я встряхнул головой и провел языком по ее губам, собравшись их разомкнуть. Прежде чем зацеловать ее до беспамятства, я прошептал:

– Лестью ты ничего не добьешься. Но пожалуйста, продолжай. Мне нравится.

* * *

По случаю моего выпуска из университета Хеллеры устроили во дворе вечеринку. После восьми с лишним лет безвылазного сидения на побережье мой отец взял три выходных и приехал, чтобы поприсутствовать на вручении дипломов. А также воздать должное своим друзьям. Видя их втроем, я надеялся, что начиная с этого уик-энда его жизнь станет не такой однообразной и уединенной, как раньше.