Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А потом сел ужинать.
Ему было неспокойно. Быстро и сильно колотилось сердце. Сохло горло.
Он много пил и совсем не хотел есть.
Он ждал, посматривая на оплывающие свечи в подсвечнике. Других часов у него не было.
Когда свечи догорели, Тильт заменил их на новые и вытащил из кладки три камня.
– Ты не спишь, почтенный Ферб? – спросил он севшим голосом.
– Я никогда не сплю, – глухо отозвался разбойник. – Я же покойник, ты разве забыл?
– Сейчас мы сломаем кладку, и ты сможешь двигаться.
– Ты все продумал, почтенный мастер?
– Да. Кажется, все.
– Скажи мне еще один раз: меня можно убить?
– Нет. Ты же покойник, разве забыл?
– Но меня можно как-то одолеть?
– Наверное, только если разрубить на куски.
– Что ж… В моем положении есть свои прелести.
– Держись рядом со мной, почтенный Ферб.
– Я буду твоим телохранителем, почтенный мастер. Когда и эти свечи сгорели, Тильт обратился к одному из камней по имени:
– Кремень, подъем!
Неровный вытянутый камень вздрогнул, хрустнул и начал быстро увеличиваться в размерах. Потом он развернулся, как брошенный в воду еж, раскинул в стороны руки, подпрыгнул на коротких ногах, присел, покрутил бугром головы. И проскрежетал:
– Я тут, мастер.
– Разбери эту стену, – велел ему Тильт. – Но не шуми. Камни вынимай по одному и складывай вон в том углу.
– Я понял, мастер, – шевельнул рогатой головой Кремень. И распустил глыбы кулаков.
Тильт не успел бы сосчитать до ста, как стена была разобрана. В узкой нише покрытый пылью, опутанный паутиной стоял разбойник Ферб. Для восставшего мертвеца выглядел он совсем неплохо. На городских улицах его, пожалуй, могли принять за прокаженного нищего.
Очень прокаженного.
И очень нищего.
– Теперь я могу двигаться? – спросил Ферб и, не Дожидаясь ответа, шагнул вперед.
Тильт невольно попятился. И увидел, как в жутковатой усмешке разъезжаются сухие губы. – Что, я такой страшный? – Нет… Я… Просто не ожидал…
– Странное ощущение, – пробормотал Ферб, покачиваясь и притоптывая ногами. – Ты уверен, что я не развалюсь?
– Не должен, – сказал Тильт, и разбойник захохотал. Из его пасти вырывались пыльные облачка.
– Проверим, – отсмеявшись, буркнул Ферб. Он наклонился и легко отломал у стола крепкую ножку. – Что дальше?
Дальше Тильт приказал Кремню выбить дверь. Она, возможно, не поддалась бы и пушечному выстрелу, но каменный воин без видимых усилий выдавил ее крутым плечом и, согнувшись, повернувшись боком, выкатился в узкий низкий проем.
– Я сделал, мастер.
– Угол, подъем! – тотчас скомандовал Тильт, и угловатый камень, подпрыгнув, встал на ноги.
– Я тут, мастер.
– Идите с Кремнем вперед, поднимайтесь наверх. Если кто-то попробует вас остановить, убейте его.
– Я понял, мастер.
– Кругляш, подъем! – приказал Тильт, и овальный булыжник закружился волчком. – Слушай внимательно. Ты пойдешь за нами. После нас. Но прежде как следует здесь покуролесь. Переломай все, что сможешь. Если сумеешь обвалить потолок, сделай это.
– Я понял, мастер, – раздуваясь и отращивая конечности, прогундосил Кругляш.
– Идем, Ферб, – сказал Тильт и решительно направился к выходу.
Когда с клетки наконец-то стащили покров, глазам Гая предстала удивительная картина. Он находился в центре просторной залы, освещенной множеством толстых – в человеческую руку – свечей. Свечи были всюду: на каменном полу, на многоэтажных полках, на лавках и столах, на подлокотниках кресел, в огромных деревянных люстрах и в настенных подсвечниках. Их было так много, что казалось, будто помещение охвачено пожаром.
Несомненно, эта зала была храмом какого-то божества, возможно, очень и очень древним. Высокий купол потолка был расписан фресками. Некоторые из них были обновлены, но большая часть едва проглядывала. Но даже такие – выцветшие, стертые, осыпавшиеся – они подавляли и внушали трепет. Оскалы разверстых пастей, глаза, полные лютой злобы, когти, раздирающие человеческие тела, – все это было исполнено с таким мастерством, что верилось, будто художник писал чудовищ с натуры. Среди картин Гай с изумлением опознал щупальца демона, с которым ему довелось встретиться на болоте Гнилого Покоса. И многие другие чудища казались смутно знакомыми: то ли видел он похожие картинки в читанных книгах, то ли являлись ему эти страшилища в позабытых кошмарах.
Два траллана, лица которых были закрыты медными масками, отперли клетку. К ней тотчас, семеня, приблизился узколицый маскаланец, завернутый в богато расшитый халат. Он протянул руку, чтобы помочь писцу выйти. Но Гай не спешил покидать свое убежище. Он все еще осматривался.
В зале было изрядно народу. Располагались они без всякого порядка: кто-то сидел, другие стояли. Приглядевшись к ним, Гай оробел – уж очень неприятная собралась тут публика: уроды с причудливо изувеченными лицами, вооруженные тралланы самого свирепого вида, словно их таких специально отбирали, маскаланцы в зловещих одеждах, похожих на саваны, какие-то носатые карлики – уж не гномы ли? Вели они себя смирно, тихо, только едва слышно что-то бормотали – молились, наверное.
Маскаланец, протягивающий писцу руку, недовольно замычал. Видимо, поторапливал. Гай кивнул ему: мол, вижу, понимаю тебя, почтенный, но с места не двинулся. Сел, скрестив ноги, начал их растирать, всячески пытаясь показать, что и рад бы выйти, да от долгого сидения в клетке все мышцы занемели до невозможности.
Маскаланец замычал громче, потряс рукою. Потом повернулся, посмотрел на кого-то, будто помощи прося.
От стены отделились две фигуры в высоких колпаках. Поддернув полы чудных длинных одеяний и перешагивая через часто наставленные свечи, они приблизились к клетке. Маскаланец тотчас отступил за них.
– Ты испытываешь наше терпение, почтенный писец, – мягко произнес один из приблизившихся. Его лицо было иссечено частой сеткой шрамов; правый глаз у него отсутствовал, изуродованная глазница заросла диким мясом. – Мы все собрались здесь ради тебя, а ты заставляешь нас ждать.
Второй человек – а это был обритый маскаланец – не сказал ничего, только с укором глянул на писца. Гай обратил внимание на нож в его руке: тонкое блестящее лезвие формой походило на тополиный лист.
– Всего лишь несколько строк, почтенный писец, – сказал одноглазый. – Наша Книга будет закончена, а ты тут же получишь свободу. Мы даже отвезем тебя туда, куда ты скажешь. Хочешь, вернем тебя на то самое место, откуда забрали?