Потому люди и обходили стороной старый дом, и кто-то мрачно бубнил себе о том, что вот-де пропадает хорошее место для рыночных лавок и ярмарочных балаганов, а кто-то любовался высокими окнами, мечтая, что однажды, проходя мимо, увидит здесь яркий праздничный свет или маленький огонек одинокой свечи.

Этот дом спал в ожидании, а каждому сну рано или поздно приходит конец. Или, может быть, это – только начало следующего сновидения?

Колдун закусил губу от страшной, режущей боли, которая, кажется, опоясала все его тело. Где-то в вышине над ним ветер шумел в кронах деревьев. Обгоревшие сосны черными шестами торчали в небо. Пламя досыта лизало стволы, но до верхушек сосен добраться даже ему было не под силу, и оно в отместку убило их дымом и ядовитой черной гарью. Колдун лежал под одним из убитых деревьев и чувствовал, как жизнь по капле истекает из него. Первыми похолодели ноги, и причиной тому был вовсе не снег или предутренний холод. Чувства отмирали в нем, становились ломкими как сухой клей, и он боялся вздохнуть, понимая, что за болью непременно придет спасительное беспамятство, но за ним уже никогда и ничего больше не будет. Колдун не боялся смерти, как боятся ее слабые и злые люди; он лишь испытывал горькое сожаление, что его планы не сбылись, когда он был так близок к цели.

Черт бы побрал этих проклятых чудинов вместе с вонючими саамами и кого там еще набрал Старик в северных землях, думал Колдун, снова и снова вспоминая мельчайшие подробности ночного боя в пылающем лесу. Скажи ему кто прежде, что отборные мечники Гнуса, подкрепленные лучшими мастерами лука из озерных и болотных саамских земель, не совладают с тремя друидами, один из которых еще мальчишка, а другая так и вовсе девка! Правда, не простая…

Тут Колдун был согласен: молодая волшебница билась как лев, причинив им немалый урон. Если б не она, мечники давно бы искрошили друидов в капусту. Кто-то ее учил. Кто-то Знающий, причем – из Высших…

Зорз был знаком с некоторыми видами боевой магии не понаслышке. В Ордене их учили многому. Но вся загвоздка была в том, что друидская девка не использовала боевой магии. Она всего лишь брала приемы магии созидания и преобразования, но ставила их чуть ли не с ног на голову, и самое поразительное – в итоге у нее получалось нечто совсем иное, не похожее на исходное заклятье. Такому обучить вообще невозможно, для этого нужно иметь от рождения Дар. Колдун знал это точно. И все-таки, все могло быть иначе, если бы только он сам не полез на рожон, совсем как глупый мальчишка, распетушившийся перед малышней.

Когда Травник опрокинул одного за другим двоих белоглазых остолопов, Колдун бросился на друида сам. Расчет был верен: после двойной стычки друид непременно должен был устать, отяжелеть рукой, держащей меч, да и быстрота реакции в таких случаях уже не та, как в начале боя. И все вышло, как он и думал, но только поначалу.

Колдун и прежде был не прочь помахать мечом или булавой, и на привале для развлечения иногда сваливал с ног одного-двух воинов, будучи вооружен лишь палкой или ножом. С мечом же ему было мало равных, разве что Шедув, которого, похоже, все-таки прибрал к рукам темный Привратник. Однако в бою Колдун всегда стремился держаться чуть позади, предпочитая действовать наверняка, когда противник ослабнет, поражая менее опытных и удачливых. В итоге его тактика сработала и на этот раз.

Ловким маневром уйдя от меча Травника и не упустив глазами то мгновение, когда тяжелый клинок неуверенно покачнулся в уже порядком натруженной руке друида, Колдун извернулся и сильно толкнул противника ногой. Просто толкнул, поскольку времени на замах уже не было. Друид, не ожидавший такого подвоха, отлетел и ударился о дерево. К счастью для Колдуна, друид ударился плечом, по всей видимости, и без того раненым прежде, и даже громко вскрикнул от боли, после чего стал медленно сползать к подножию ствола. Именно в этот миг удача и отвернулась от Колдуна. Нет, он не праздновал победу, напротив – увидел, что перед ним в пяти шагах девка-колдунья, и путь к ней теперь свободен. И Колдун, вместо того, чтобы добить поверженного друида, который был у них за старшего, кинулся к девке, чтобы разом лишить врага колдовской поддержки. Это увидел второй друид, тот, что был помоложе, и, подобно Колдуну несколько мгновений назад отпихнув наседавшего на него мечника, бросился на выручку к девчонке. Но он все-таки не успевал, и Колдун уже торжествовал победу, как вдруг его будто огненной плетью хлестнуло по спине. Зорз остановился и зашатался, беззвучно хватая ртом воздух. Боль поперек спины была такая, что зорз тяжело повернулся, чтобы понять, что у него там такое позади. Он был сейчас как несчастная и недоумевающая собака, пытающаяся схватить собственный хвост, который бездельники обмотали паклей и подожгли.

На его глазах раненый друид, обнявший одной рукой толстую сосну, слабо махнул другой, в которой был зажат кинжал. Тут же с кончика клинка посыпались ослепительные белые искры, осветившие лицо друида. Травник медленно и с каким-то болезненным усилием повел лезвием кинжала, и в тот же миг с него сорвалось небольшое огненное кольцо. Светящийся аркан ударил Колдуна в грудь, скользнул по боку, и позади зорза раздался громкий вопль – летящий огонь ударил выскочившего к девушке молодого друида прямо в лицо и опрокинул его. Но этого Колдун уже не видел. Он лежал на спине и чувствовал, как его тело разрезает пополам невыносимая горячая боль. Где-то позади страшно кричал молодой друид, и на мгновение Колдун даже преисполнился к нему сочувствием. Он еще слышал, как мимо него тяжело пробежал раненый Травник, как они с девкой-волшебницей стали уводить обожженного парня вглубь леса, потому что крики чудинов стали приближаться. Но затем грудь и бока Колдуна стали яростно пронзать раскаленные иглы, всякий раз проникая все глубже и глубже, и зорзу пришлось призвать на помощь всю свою магию, зная, что она подействует лишь на несколько минут. А за ними его ждали испытание мужества, боль, лишающая всех иных чувств, отчаяние и небытие. И единственное, что его сейчас хоть как-то утешало и укрепляло – ждать и мучиться ему оставалось совсем немного.

Мудрая Ралина, Верховная Друидесса балтов и полян, Хранительница Перстня и заповедей Круга, наконец, просто усталая волшебница с горькой улыбкой женщины, которая уже никогда не будет молодой, медленно уходила в лес. В этом лесу не было ни снега, ни льда, ни огня, ни пожаров. Не было здесь и людей. Рыжая упитанная белка пробежала по ветке прямо у Ралины над головой и сердито застрекотала, осыпая нарушительницу покоя ее бельчат отборными беличьими ругательствами. С минуту друидесса стояла под деревом и смотрела на белку, задрав голову. Затем это ей надоело, и она слегка прищелкнула длинными сухими пальцами. Белка тут же поперхнулась, закашлялась и одновременно расчихалась. Ралина полустрого-полушутя погрозила зверьку пальцем и пошла дальше, обходя мелкие лужицы, которых было полно на лесной тропинке после недавнего ночного дождя. А белка смешно терла мордочку цепкими пальчиками, трясла головой и чихала в полном недоумении.

Вокруг друидессы простирался без края и конца Лес Октября. Это был заповедный лес служения друидов, но уже многие годы здесь не бывало из Круга никого. Лес Октября считался у друидов заповедной землей, в которой не было места магии в привычном понятии, бытующем в Круге. Середина осени и на земле людей – это тоже пора холодной чистоты, которая неизменно приходит с прохладным воздухом и проливными дождями на поля и дороги, в сады и города, в сердца и души людей. А в этом лесу чистота была разлита во всем, что окружало старую женщину с опущенными плечами, что тихонечко брела по лесной тропинке. Капля дождя скатывалась по листу, прозрачная, как слеза природы, которая остановилась в этом удивительном месте на пороге вечного увяданья, которому никогда не суждено было завершиться полетом небесных снежинок, покуда здесь тихо и неслышно властвовала магия Круга. Ралине казалось, что осень как добрая подруга шагает сейчас с ней рядом, о чем-то говорит ей, что-то рассказывает, а потом вдруг прерывает себя на полуслове и подолгу смотрит вдаль, туда, где на холме чернеют прозрачные леса.