— Согласны, — кивнул бордовый. — Но мы не кидалы, мы порядочные люди. Валюту, ничего не подписывая, сможешь проверить в Сбербанке, нанять парней, чтобы до самого самолета тебя вели. Поговори с любым из ребят-охранников, что здесь на телестудии «пасутся», они это мигом устроят. Не хочешь валютой — рублями расплатимся, по курсу.

Все-таки ворочались у Олега некоторые сомнения, вдоволь наслышан и начитан был о нынешних бандитских нравах — любую газету разверни, телевизор включи, — но пришла спокойная уверенность, что ничего плохого с ним не случится, не может случиться. «Да пропади она пропадом эта дармовая „Рено“ вместе с этими делягами, — подумал, — у меня свой интерес»…

Голос из динамика объявил, что закончена регистрация и начинается посадка на Олегов рейс. Покрепче ухватившись за лямку драгоценной своей сумки. Покровский, будто подтолкнул кто, зашарил взглядом по внуковскому залу ожидания и выхватил из людской толчеи знакомый бордовый пиджак. Один из тех усатых медленно, понурившись, брел мимо кассовых окошек. Движимый каким-то скверным предчувствием, Олег подбежал к нему, тронул за плечо:

— Что-нибудь случилось?

Тот мутно, отстраненно поглядел на него и не сразу ответил:

— Случилось… Брат погиб… Машину отгонял, грузовик в него врезался… На полном ходу… В лепешку… — Безысходно махнул рукой и поплелся прочь от застывшего Олега…

Он хмуро глядел в иллюминатор на ползущие внизу драные облака, убеждал себя, что все это не более чем совпадение, роковое стечение обстоятельств. Как со смертью Петровны. И ни при чем здесь дурацкая птичья лапка, всученная ему выжившей из ума цыганкой. Если на то пошло, Петровна была хилой, болезненной, доживавшей свой век старухой. И кому она могла завещать квартиру — домоуправлению? А разве не видит он каждую пятницу на том же «Поле чудес» таких придурков, что ему, Олегу, в подметки не годятся? Он, что ли, первый выиграл автомобиль? Разве у него единственного этот автомобиль купили? Но настроение все равно не улучшалось, даже лежавшая в сумке толстенная пачка денег, о которой вчера еще и мечтать не смел, сейчас не тешила. А воронья лапа… А что — лапа? Пусть себе валяется, никому она не мешает. Чепуха это все, патологическое самовнушение. Он бы и без лапы отгадал якубовичские заморочки — не сегодня же слова эти узнал. Совпало все удачно. И от призов дважды отказывался не из-за «Рено» — поиграть хотелось, для того и в Москву ехал. Сквозь прореху в пухлых облаках зазеленела, засинела, затемнела внизу земля, нарезанная кривыми ломтями. Люди на ней, строения, машины. Жизнь продолжалась…

На Канарские острова они не полетели. Но все остальное, о чем мечтала в то субботнее утро Лена, сбылось. Ушлые фирмачи быстро и классно сделали в квартире ремонт. Заблестела, засверкала она, как пасхальное яичко, — роскошными обоями, узорчатым кафелем, лоснящимся паркетом. Купили два роскошных гарнитура, кухонный и в гостиную, финскую спальню. И впервые познали неведомое раньше счастье делать и покупать всё — ну, почти всё, — что нравится, не поджимаясь, не трясясь над каждым рублишком. Ласковый июнь плавно перекатился в душный июль, накупили всякого барахла, взяли отпуск и подались на российские Канары — в Сочи. Шиковали вовсю — сняли дорогущий «люкс» в гостинице, каждый вечер ужинали в новом ресторане.

Но больше всего радовал Олега Максимка. Сыну осенью предстояло идти в первый класс, и эта поездка на море пришлась как нельзя более кстати. Максимка с первого же дня не кашлянул ни разу, шоколадно загорел, его светлые волосики выгорели на солнце до льняной белизны. Из воды его было не вытащить, чуть ли не каждые полчаса просил чего-нибудь пожевать. Преобразилась и Лена — тоже забронзовела, помолодела, посвежела, без конца меняла наряды. И, пожалуй, никогда еще не была такой красивой, грациозной, смешливой. Олег замечал, как поглядывают на его жену вальяжные сочинские мужички, подтрунивал над ней. Дни стояли погожие, небо сияло девственной голубизной, и на душе у Олега было так же чисто и безоблачно, ни одна тень не набегала. Наслаждаться бездельем, теплом и морем Покровские собирались весь отпуск, однако уехать пришлось на неделю раньше…

Поплавать, понырять он всегда любил, и пловцом был изрядным. В эти же сочинские каникулы особенно разохотился, заплывал так далеко, что порою берег из виду пропадал. Путешествовал один — Лена едва держалась на воде, к тому же караулила непоседу-Максимку.

В тот злополучный день загреб он не особенно далече, но вдруг устал, перевернулся на спину отдохнуть, продышаться. Лежал, раскинув руки, томно щурился в вылинявшее от полуденного зноя небо. И неожиданно ощутил легкое покалывание в икре левой ноги, сменившееся несколькими довольно чувствительными спазмами. «Никак судорога, — насторожился Олег, — этого только не хватало»…

Испугался, конечно, но не очень. Хорошему пловцу, пусть даже обе ноги сведет, ничего не стоит сколь угодно долго продержаться на плаву, если паниковать не станет. Судороги его изредка прихватывали и раньше, но быстро отпускали и особо не досаждали. Сейчас же все обернулось каким-то кошмаром. Сначала скрючило одну ногу, до самого паха, затем другую, боли сделались невыносимыми. Олег попытался щипать, массажировать свои взбунтовавшиеся конечности, но по вытянутой до ломоты в плече руке тоже забегали предательские колкие мурашки, предвестницы судороги. Вот тут он струхнул по-настоящему. Темный, мохнатый, пещерный страх навалился на него всей своей давяще-липкой тяжестью, доводил до безумия. Отчетливо понял, что в одиночку ему не выпутаться, что через несколько минут он глупо, безнадежно сгинет в этом проклятом море, если кто-нибудь не придет на помощь.

Корчась от боли, исступленно завертел головой — и обрадованно завопил. Позади, метрах в десяти, не больше, от него покачивался на легкой волне матрас. Что называется, Бог послал. Веселенький такой матрас, розовый, в синих цветочках. На нем, выпуклым животом и футбольными грудями кверху, млела дебелая женщина в черных очках. Услыхав его истошный крик, лениво повернула голову.

— Я тону! Помогите! — взмолился Олег.

Толстуха ойкнула и торопливо зашлепала по воде ладонями, подгоняя к нему свой цветастый плотик. Заняло это несколько секунд, показавшихся Олегу бесконечными. Но вот, наконец, протянутая к нему рука оказалась рядом, он вцепился в нее капканьей хваткой…

Уже потом, на берегу, обретя способность хоть как-то соображать, Олег осознал, что вовсе не имело смысла карабкаться на матрас, достаточно было потерпеть немного, пока отпустят судороги, держась за руку так счастливо оказавшейся поблизости женщины. Но помутился от страха рассудок, угасавший свет клином сошелся на одном — поскорей взобраться на этот утлый островок земной тверди, подальше от смертельных щупалец, тянувших