погладил гриф и ударил по струнам. Гитара вскрикнула, потом застонала и постепенно умолкла. Склонив голову, Ковыряхин слушал, как затихает рокот струн. После он выпрямился, закрыл глаза, посидел несколько секунд неподвижно и заиграл вальс «Дунайские волны».

–

Браво! — воскликнул я, когда он закончил. И тут же спросил: — Где научились вы, дражайший Матвей Матвеич, так искусно играть на гитаре?

Ковыряхин ответил, уставясь в пол:

–

Нигде я не учился, никто меня не учил-с. Сам я премудрость эту одолел. Купил в лавке книжку-самоучитель и как-то потихоньку, полегоньку, по вечерам да по воскресеньям… Сначала мучился, хотел бросить. Гитара меня вовсе не слушалась. А после пошло, стало получаться, покорился мне сей строптивый инструмент. И вскорости сделался он мне другом душевным. Без него теперь и жизни мне нет. Люблю я, сударь, поиграть в одиночестве. Люблю потешить сердце свое мечтами несбыточными. Люблю предаться сладостным чувствам под гитарный звон. Играю и плачу. Так хорошо-с! А если наперед еще пару рюмок, то больше ничего и не надобно. Блаженство, сударь!

–

А почему бы вам, Матвей Матвеич, так сказать, публично, со сцены искусство свое незаурядное не продемонстрировать? Людей порадуете и себе удовольствие доставите. Такой игры, как ваша, признаться, я еще не слыхал. И хотя в этом деле я не специалист, талант ваш несомненно замечателен. А может быть, попробовать вам Ксении Владимировне на одном из концертов поаккомпанировать? Она поет под рояль, а под гитару-то будет задушевнее, теплее. Трактирщик не отрывал своего взгляда от дощатых половиц.

–

Полно вам, сударь! Я — и рядом с самою Брянской! Полно! Смеетесь вы надо мною. Право же, смеетесь. А чего тут смеяться-то? Чего же смешного в увлечении моем невиннейшем? Грешно вам, сударь!»

В этом отрывке малограмотный трактирщик Ковыряхин, как сумел, сочинил целую стихотворную оду гитаре — инструменту, который он любит и которому поклоняется. Его бесхитростные слова могут повторить вслед за ним тысячи и тысячи почитателей гитары.

РОБЕРТ ИВАНОВИЧ РОЖДЕСТВЕНСКИЙ

Рождественский, Роберт Иванович (1932–1994) — русский поэт.

Гражданственность, публицистическая направленность лирики

(сборники «Ровеснику», 1962, «Голос города», 1977, «Это время», 1983, «Возраст», 1988). Поэмы «Реквием» (1961), «Письмо в тридцатый век» (1963), «210 шагов» (1978). Слова к популярным песням. Государственная премия СССР (1979).

Роберт Рождественский, большой почитатель творчества испанского поэта Лорки, посвятил ему стихотворение, озаглавленное «Гитара Гарсиа Лорки»: «А одна струна — тетива, / зазвеневшая из темноты. / Вместо стрел в колчане — слова. / А когда захочу — цветы. / А вторая струна — река. / Я дотрагиваюсь до нее. / Я дотрагиваюсь слегка. /

И смеется детство мое. / Есть и третья струна — змея. / Не отдергивайте руки: / это просто придумал я — / пусть боятся мои враги. / А четвертая в небе живет. / А четвертая схожа с зарей. / Это — радуга, что плывет / над моею бедной землей. / Вместо пятой струны — лоза. / Поскорее друзей зови! / Начинать без вина нельзя / ни мелодии, ни любви. / А была и еще одна / очень трепетная струна. / Но ее — такие дела — / злая пуля оборвала».

Шестая, оборванная струна испанского поэта — его нежная, ранимая душа, взыскующая красоты и любви!

ЕВГЕНИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ ЕВТУШЕНКО

Евтушенко, Евгений Александрович (1932–2017) — русский поэт, лидер молодой поэзии второй половины 50-х и 60-х годов. В лирике — острая

п

остановка сложных

нравственных

и исторических вопросов (стихотворения «Наследники Сталина», «Бабий

Яр»),

проблемы

морали,

гражданственности, международной политики. Сборники «Шоссе Энтузиастов» (1956), «Интимная лирика» (1973), «Граждане, послушайте

меня» (1989).

Романы «Ягодные места» (1981), «Не умирай прежде смерти» (1994). Переводы. Работы в кино (авторские фильмы «Детский сад», 1984, «Похороны Сталина», 1990). Для Евтушенко характерна самостоятельность, яркое своеобразие поэтической

интонации. В конце 80-х годов он становится депутатом Верховного Совета СССР, активизируется как публицист. Государственная премия СССР (1984). Умер в США.

Для Евгения Евтушенко королева красоты — кубинская революция, а Снегурочки и Деды-Морозы — ее защитники. И Новый год без гитар немыслим на острове Свободы. Несколько странные сравнения у поэта. Очень выразительна его картина зимнего праздника в тех краях, где не бывает холодов: «Кубинских снегурочек волосы / светятся над автоматами / волнами, волнами, волнами, / черными, чуть лиловатыми. / Что-то в глазах затаивая, / танцуя серьезно-серьезно, / снегурочек держат за талии / барбудос, как деды-морозы. / Гитара поет приглушенно. / Гитара поет все тоньше. / Снегурочки — при оружии. / Деды-морозы — тоже. / Танцуют чуть угловато, / и все-таки так галантно! / В такую же ночь когда-то / вступали барбудос в Гавану!»

В этих стихах на гитару падает отблеск героической доблести, зарево кубинской революции.

В 1966 году Евгений Евтушенко писал: «Я разлюбил тебя… Банальная развязка. / Банальная, как жизнь, банальная, как смерть. / Я оборву струну жестокого романса, / гитару пополам — к чему ломать комедь!» (Стихотворение «Я разлюбил тебя… Банальная развязка…»)

33-летний поэт излишне эмоционален, гормоны так и играют. Ну в чем перед ним провинилась гитара? Невольно вспоминается реплика гоголевского Городничего в адрес некоего учителя, с жаром преподававшего историю. Однажды на уроке тот дошел до Александра Македонского. «Я раз слушал его: ну покамест говорил об ассириянах и вавилонянах — еще ничего, а как добрался до Александра Македонского, то я не могу вам сказать, что с ним сделалось. Я думал, что пожар, ей-богу! Сбежал с кафедры и что есть силы хвать стулом об пол. Оно конечно, Александр Македонский герой, но зачем же стулья ломать?

От этого убыток казне».

Пронзительно по своей душевной боли стихотворение «Граждане, послушайте меня…»

Сюжет его незамысловат. По сибирской реке плывет пароход. Пассажиры, как водится на

Руси, напропалую веселятся. Где-то поодаль иная сценка: «Там сидит солдат на бочкотаре. / Наклонился чубом он к гитаре, / пальцами растерянно мудря. / Он гитару и себя изводит, / а из губ мучительно исходит: / «Граждане, послушайте меня…» / Граждане не хочут его слушать. /

Гражданам бы выпить и откушать / и сплясать, а прочее — мура!»

Поэт, пожалуй, единственный, кто понимает неведомого музыканта: «Эх, солдат на фоне бочкотары, / я такой же — только без гитары… / Через реки, горы и моря / я бреду и руки простираю / и, уже охрипший, повторяю: / «Граждане, послушайте меня…»

Трагична судьба художников, которым есть что сказать, но их не желают слушать. Нежный голос гитары теряется среди пьяных выкриков грубой толпы.

В стихотворении «Киоск звукозаписи», посвященном памяти Владимира