- Разрешите с вами переговорить, мистер Лэкер.

- Пожалуйста.

Джон махнул рукой остальным - мол, я вас покину ненадолго - и пересел за соседний столик. Он напряг память и припомнил: писателя зовут Эдвард Мак-Кейз.

- Я слушаю вас, мистер Мак-Кейз.

- Вам известна моя фамилия?

- Да, я читал несколько ваших рассказов.

- А я был на нескольких ваших концертах. Об этом я и хотел бы с вами поговорить - о вашей музыке.

- С удовольствием, - Лэкер чуть натянуто улыбнулся.

- Речь о конкретной песне. О той, от которой зал плакал. Я, признаюсь, тоже прослезился. Вы знаете, как вам удалось достичь такого эффекта?

- Честно говоря, нет. В свое время, когда мы только начинали выступать, наш ударник на концерте разбил очки, и от волнения застучал в чуть другом ритме. Мы все подстроились к нему - и вот что получилось.

- Я так и думал - вы нашли это случайно.

- Что - "это"?

- Нужный ритм и частоту. Вы знаете, что в мозгу существуют различные ритмы биотоков, соответствующие протекающим в нем процессам - альфа, бета и так далее?

- Что-то такое читал.

- Так вот, вы попали в резонанс с одним из мозговых ритмов. Причем с тем, который относится к высшей, духовной сфере - эмоциям, чувствам. Я понятно объясняю?

- Да, вполне. Весьма интересно. И что же дальше?

- А вот что. Вы сломали, точнее, проникли через некий защитный барьер, стоящий в мозгу. Потому ваша музыка и произвела такое впечатление. А теперь давайте рассуждать логически. Если б музыка оказалась плохой, искусственной, то даже проникнув через барьер, она не вызвала бы никаких эмоций. Значит, в вашей музыке действительно есть настроение, чувства, мысли - это уже хорошо. Но все-таки она далека от идеала.

- Идеал вообще недостижим - на то он и идеал.

- Но подойти к нему, говоря языком математики, сколь угодно близко - можно.

- Да, наверное. На мой взгляд, это музыка Баха, Бетховена, некоторых других классиков. Не вся, конечно.

- Возможно. Но их музыка не могла пробиться через предохранительные барьеры мозга. Их смог преодолеть только случайно найденный вами ритм, который совпал с одним из биоритмов мозга. Боюсь показаться вам наивным идеалистом, а то и просто психом - но музыкой можно непосредственно влиять на людей. Делать их лучше. Или хуже. Или просто - другими .

Джон задумался. А если писатель прав? Хоть он и фантаст, но в его идее что-то есть.

- Вижу, вы задумались над моими словами, - сказал Мак-Кейз, вставая. - Не стану вам мешать. Я верю: вы это сможете.

"Что - "это"?" - снова хотел спросить Джон, но Мак-Кейз уже направился к выходу. Лэкер вернулся за столик к коллегам по группе. Слова Мак-Кейза не давали ему покоя. "Что он имел в виду - "Вы это сможете"? Биоритмы, мозговые барьеры…" В памяти снова всплыла последняя песня. Джон попытался выделить из нее ритмическую основу. Ну-ка, ну-ка, что у нас получается? Мелодия и подголоски отошли на задний план и исчезли, в голове запульсировал четкий ритм ударных и ритм-гитары. И вдруг из этого ритма начала рождаться другая, новая мелодия! Явственно проступили переливы органа, стал слышен высокий и сильный голос соло-гитары и оттенявший ее бас, серебряной капелью отозвалось фортепьяно, синтезатор выводил свои неземные рулады. Джон отключился от всего - он сидел и внимал звучавшей в нем музыке. И вдруг он осознал: вот она, музыка, о которой он мечтал всю жизнь! Джон сорвался с места и, забыв шляпу, выскочил на улицу, в промозглую сырость осеннего Лондона. "Домой, домой, скорее домой - успеть записать рождающуюся внутри него симфонию!"

* * *

Джон работал всю ночь. Новая музыка стремительно распускалась подобно чудесному бутону, крепла, звучала в нем - а он только лихорадочно записывал. Но он зря торопился. Если он не успевал записать, мелодия повторялась снова, и лишь потом развивалась дальше. Менялся ритм, подключались новые инструменты, солировал орган, выбивали дробь ударные, а Джон писал, как одержимый.

Наконец, уже под утро, в голове Лэкера прозвучал последний аккорд, и все смолкло. Джон сидел словно в трансе, глядя на засыпанную исписанными нотными листами комнату. Он хотел кому-то позвонить, но тут же забыл, кому и зачем. Не раздеваясь, Лэкер рухнул на диван и провалился в сон.

Проснулся он в два часа дня и сразу принялся собирать разбросанные по комнате листы. Затем уселся за стол и стал расписывать партитуру для инструментов.

Когда он закончил, до концерта оставалось около часа. Джон отыскал в справочнике номер Мак-Кейза и набрал его. Писатель поднял трубку на третьем гудке.

- Добрый вечер. Вас беспокоит Джон Лэкер. Кажется, мне удалось это . Приходите сегодня на концерт.

- Приду обязательно. Спасибо, что позвонили. Я не думал, что у вас получится так скоро.

- Я работал всю ночь. До встречи.

- До встречи.

Джон положил трубку. Товарищам по группе он все скажет перед самым выступлением. Так будет лучше. А теперь наскоро перекусить - и на концерт. Взгляд Джона упал на пачку исписанных листов. Секунду поколебавшись, он взял ручку и размашисто написал на первом листе всего одно слово.

"Перерождение".

* * *

Последним, за пятнадцать минут до начала, появился Чарли. Джон поднялся со стула.

- Сегодня мы будем играть мою новую вещь, - без всяких предисловий заявил он.

- Ты с ума сошел? - осведомился Чарли, не успевший снять пальто и так и застывший с рукой в одном рукаве.

- Нет, не сошел. Мы достаточно хорошо чувствуем друг друга, чтобы сыграть ее с первого раза.

- Не верю, но - допустим. Тогда полетит вся программа. Она концептуальная, а новая вещь ее попросту развалит, даже если она гениальная. Да ты сам это не хуже меня знаешь!

- Никакой программы не будет. Я написал симфонию, которая идет около часа.

- Ты точно рехнулся! Ее надо репетировать, по крайней мере, месяц. Даже с такой сыгранностью, как у нас.

- Не надо. Вы все поймете. Вот партитура. Ребята, я прошу вас. Ради меня. Если случится провал - все убытки за мой счет.

- Да при чем тут деньги?! - возмутился Бенни. - Давай ноты. Раз Джон просит, надо сыграть. Верно, ребята?

Чарли наконец снял пальто и махнул рукой.

- Ладно, сыграем твою симфонию. Но если мы провалимся - что весьма вероятно - то это будет на твоей совести.

- Да разве вы не видите, куда мы катимся?! - взорвался Джон. - Мастерство совершенствуется, а музыка - ее нет! Нет того, что было у нас два года назад. Нет души. И я нашел ее! Мы должны вырваться из этого болота - сейчас или никогда! А теперь - на сцену.