А удобно было думать о том, что он приедет и напишет Анне: он выполнил её условие и хотел, чтобы она согласилась. Удобно было думать, что отец неправ и они будут счастливы. Удобно было верить, что из него выйдет хороший правитель — отец ведь сказал, что доволен. Только сказано это было от безысходности. Мысль об этом навязчиво крутилась рядом, и под монотонный стук колёс, под шум сжигаемых энергокамней нельзя было ей не поддаться.

Поэтому Филипп буквально вылетел из остановившейся перед замком кареты. Он взбежал по ступеням под недоумевающие, растерянные оклики Родерта, будто плохие мысли за ним гнались. Ему нужно было заняться чем-то. Сначала отправить письмо. Потом передать слова отца матери. Все. И про здоровье, и про планы, и, конечно, про женитьбу. Филипп уже представлял её лицо в тот момент.

Но, стоило Филиппу войти в кабинет, как вся решимость испарилась. Он сел в кресло, достал лист, перьевую ручку… и замер. Голова опустела, рука не хотела двигаться, но он всё же заставил себя написать несколько строк, а потом, не перечитывая, чтобы не появилось желания переписать или не отправлять вовсе, сложил, как делала Анна, в форме журавля и выпустил птицу в открытое окно. Ветер подхватил письмо, и, размахивая бумажными крыльями, журавлик полетел на север.

Не закрывая окно, Филипп вернулся в кресло. Перед ним лежало ещё несколько пустых листов. Он открыл ящик и достал сломанный телепортатор. Тот пролежал без дела почти два месяца. Филипп не смог починить его сам и оставил попытки, а теперь вдруг ударил себя по лбу — как он мог не подумать раньше!

Схватив перо, Филипп написал имя Уибера.

* * *

Анна провела рукой по подоконнику — пальцы оставили след на плотном слое пыли, — распахнула окно и вдохнула сырой осенний воздух. Возвращаться домой было намного приятнее, чем она представляла. С того момента, как они все, с ещё живым Хогом, переместились в многострадальный посёлок, а после, едва побывав дома, отправились на Форкселли, прошло полгода.

Второй материк встретил их неоновыми огнями, стеклянными небоскрёбами и совершенно другими людьми. Мир без сословных делений, где все были равны перед законом и перед Советом Магии, который имел здесь намного больше власти, чем на Мэтрике. И всё здесь казалось лучше: еда вкуснее, постели мягче, люди сговорчивее. Одно омрачало те несколько месяцев: деньги. Гербы Пироса оценивались дёшево, и найденные богатства внезапно оказались довольно скромной суммой.

— Анка, мы не проживём здесь дольше на такие деньги, серьёзно, — сказал однажды Орел, и тогда в голову Анны впервые закралась мысль, что их дела и правда идут не так, как бы ей хотелось.

Чудесным образом, где бы они ни находились, Хог моментально заводил знакомства и находил работу, за которую платили весьма прилично. У Анны так не выходило, и в итоге она сдалась. Они вернулись на Пирос быстрее, чем предполагалось. В глубине души Анна надеялась не возвращаться вообще.

Она разочарованно покачала головой и вдруг заметила прибившуюся к углу рамы бумажку. Грязная, успевшая несколько раз вымокнуть и высохнуть, она едва ли напоминала журавлика, но Анна его узнала и хмыкнула. Бумага кое-как вылезла из укрытия и порвалась несколько раз, пока Анна пыталась её раскрыть. Буквы размазались, размылись, но она кое-как разобрала написанное, и брови её сошлись над переносицей, губы сжались в тонкую линию.

Филипп писал ей о том, что получил одобрение отца, с таким желанием и рвением, что буквы, сначала ровные и аккуратные, под конец накренились и удлинились из-за спешки и эмоций. Для него это было настолько важно, что он написал в тот же день, а Анна читала и с каждой секундой всё больше хотела смять и выбросить. Она сказала, что сможет выйти за Филиппа, если ему позволит отец. Будто только слово короля Пироса отделяло его от её «да», а не статус, воспитание, ещё множество факторов…

Она не должна была соглашаться. Ну и что, что хотела. Ну и что, что Филипп так радовался возможности. С чего ему вообще позволили такой мезальянс?! Какая ему была польза?

Тут Анна распахнула глаза и прикусила губу. У неё зажглась мысль. Идеальное оправдание! Это было нечестно. Обман, по сути, но Филипп же хотел её, так почему они оба не могли получить желаемое? К тому же у неё было кое-что, что не могло не заинтересовать Керреллов. В крайнем случае это «кое-что» стало бы гарантом её безопасности. Не только ведь у неё могли быть сомнительные планы…

Дверь скрипнула, и двое парней ввалились в дом. Харон втащил несколько огромных баулов и свалил их на входе в кухню. Орел, пересчитывая оставшиеся монеты, прикрыл дверь и замер.

— Ты чего? — спросил он, в недоумении глядя на Анну.

Её лицо выражало крайнюю степень борьбы с собой. Она запустила пальцы в волосы и откинула яркие пряди назад.

— Я тут подумала, — сказала она, пряча скомканный лист в карман куртки, и села в старое скрипучее кресло. — Скорее всего нам придётся отложить наши планы на пару лет.

— На пару лет? — воскликнул Орел, облокачиваясь на низкий столик в гостиной и нагибаясь, чтобы заглянуть сестре в глаза. Та упорно их отводила. — Ты серьёзно?

— Вполне, — кивнула Анна. — У меня появился план, благодаря которому мы сможем получить столько денег, сколько нам нужно.

— Наверняка есть способы быстрее!

— Быстрее, чем взять из королевской казны?

Орел отшатнулся.

— Что ты задумала?

Анна поджала губы и опустила глаза. Орелу её слова не понравятся…

— Филипп Керрелл сделал мне предложение. Я собираюсь согласиться.

На мгновение лицо Орела застыло в непонимании, но сообразил он быстро. Его рот распахнулся и задёргался, словно он пытался поймать воздух и что-то сказать, но не смог. А потом Орел замер… и с выражением крайнего раздражения перевернул стол.

Анна сжала зубы, глядя ему вслед, пока Орел, демонстративно громко топая, поднимался на второй этаж. Дверь хлопнула и с грохотом слетела с петель.

— Это было сложное решение, да? — спросил стоящий в дверном проёме Харон.

Совсем забывшая о нём Анна удивлённо заморгала. Какое-то время они смотрели друг на друга, а потом она бросила короткий взгляд на лестницу. После таких сцен говорить, насколько быстро она решилась, казалось кощунством.

— Да.

Её плечи опустились.

— Но так ведь… Ну, надо? — Харон почесал затылок. — Он поймёт. Наверно. Потом. А пока ты подумай: ты точно хочешь? Тебе принц нравится? Мы могли бы как-то иначе… Подумаешь, долго!

— Спасибо, — грустно улыбнулась Анна и подперла кулаком подбородок. — Мне эта идея не очень нравится,