Важным для Карла Великого было также оказание покровительства паломникам в Святую Землю и помощь патриарху в заботе о христианских святынях Иерусалима. Харун ар-Рашид и его преемник Мухаммад ибн Харун аль-Амин (809–813), враждовавшие с Византией, должны были быть заинтересованы в лояльности подвластных им христиан, для чего установление дружественных контактов с далеким западным правителем было весьма кстати. Поэтому нет оснований подвергать сомнению сообщение Эйнгарда о том, что «Аарон, король персов» не возражал против передачи иерусалимских святынь под покровительство Карла Великого. Франкский император, со своей стороны, активно пользовался открывшейся возможностью послужить своей вере, своим единоверцам и вписать свое имя в историю не только Европы, но и Святой Земли.

Карл оказывал большую материальную поддержку Иерусалимскому патриарху, на его средства строились и содержались храмы (в частности, церковь Марии Латинской) и предназначавшиеся для приема паломников странноприимные дома. Более того, источники позволяют говорить о том, что император франков даже вмешивался в теологические дискуссии, разворачивавшиеся в Иерусалиме, пытаясь отстаивать западнохристианскую точку зрения на поднимавшиеся вопросы (в частности, вопрос о схождении Духа Святого и от Сына Божия (filioque)). Видимо, всей своей деятельностью он пытался максимально привязать Иерусалим к собственному государству, одновременно минимизировав влияние здесь Византии. Впрочем, сын Харуна ар-Рашида аль-Амин оказался далеко не таким благосклонным или, по меньшей мере, лояльным к инициативам Карла в Святой Земле, как его отец. Внутренняя политическая борьба, начавшаяся после смерти халифа из сказок «Книга тысячи и одной ночи» затронула и Палестину, многие святыни и проекты Карла Великого были разрушены, контакты прерваны. Начавшийся же вскоре после смерти Карла Великого процесс дезинтеграции его империи довершил наметившийся разрыв. Если от времени правления Людовика Благочестивого (814–840) еще сохранились некоторые свидетельства о контактах императора франков с восточными «сарацинами»[26], то после него эти отношения окончательно прерываются.

Страница реальной истории отношений Карла Великого с Иерусалимским патриархом со временем обросла сказаниями и легендами, в которых император франков, словно предвосхищая эпоху Крестовых походов, лично отправлялся на Восток, овладевал Палестиной и Сирией, покорял Константинополь и Трапезунд. Недаром путь, по которому последовали в будущем крестоносцы Готфрида Бульонского и Фридриха Барбароссы, был назван «дорогой Карла Великого», а народная молва перед началом Первого крестового похода (1096–1099) разносила весть о том, что великий франкский император восстал из гроба, чтобы лично вести христиан к святому Гробу Господню. И здесь императору франков удалось на несколько столетий опередить будущие события и заложить один из первых камней в идеологическое обоснование Священных войн Средневековья.

Слон же, произведший неимоверный фурор во Франкской империи в год своего прибытия, продолжал пользоваться большой популярностью и в последующие годы. Карл поместил его в свой личный зверинец, где он привлекал толпы любопытных, в том числе и ученых того времени. К примеру, ирландский монах и географ Дикуил использовал наблюдения за слоном Карла для того, чтобы опровергнуть распространенное мнение о том, что слоны никогда не ложатся. «Слон, – писал он в своей книге «Об измерении земного круга» (825), – напротив, лежит на боку, подобно быку, что все люди Франкского государства наблюдали на слоне императора Карла…». А анонимный саксонский поэт, известный как Poeta Saxo в «Анналах и деяниях императора Карла Великого», написанных между 888 и 891 гг., писал: «В этом году из далеких земель слон / Привезен был впервые, дивное зрелище для королевства / Франков» (Hoc de longinquis elephas regionibus anno / Primitus adductus, mira spectecula regno / Francorum). Привязавшийся к слону Карл, который любил брать с собой в поездки и походы двор, жен и детей, стал часто брать с собой и это диковинное животное. Во время одного из таких путешествий слон околел, то ли не выдержав сурового для него северного климата, то ли от тяжести переходов, но, скорее, от старости и масштабной эпизоотии, которая в тот год, по свидетельству франкских хроник, массово косила скот. «Анналы королевства франков» сообщают, что слон умер в 810 г. в Липпенгейме на Рейне, где Карл собирал войска для похода против короля Дании Готфрида: «Пока он оставался там на протяжении нескольких дней, тот слон, которого прежде ему прислал сарацинский король Аарон, умер скоропостижной смертью». В «Ксантенских анналах» (Annales Xantenses) известие о смерти слона и вовсе поставлено в один ряд с сообщением о смерти сына Карла Великого короля лангобардов Пипина: «… и король Пипин, сын императора, переселился [на небеса]; и тот слон, которого Аарон отправил к императору, внезапно умер; и в том же году был большой падеж крупного рогатого скота и других животных; и зима была крайне суровой». Более того, один из источников того времени ставит смерть слона выше смерти италийского короля и сына Карла Великого Пипина, содержа следующую формулировку: «В том же году, когда умер слон, [также и] король Италии Пипин 8 июля из тела переселился [на тот свет]» (Eodem anno quando elephas periit, Pipinus rex Italiae VIII.idus Julii de corpore migravit).

История о слоне Карла Великого надолго пережила свою эпоху, породив ряд интереснейших художественных произведений на историческую тематику как в мусульманском, так и в христианском мирах. Так, уже 1888 г. в Каире было напечатано основанное на глубоком знании арабских исторических источников сочинение уроженца Бейрута Джемиля Нахле Мудувара «Мусульманская культура в Багдаде», в котором о посольстве халифа к императору франков для заключения союза, направленного против Кордовского эмирата Омейядов. Среди подарков багдадского правителя упоминается, в частности, «большой белый слон, бывший еще у халифа ал-Махди, которому его прислал один из индийских царей». Современному русскоязычному читателю доступны замечательный очерк-рассказ «Белый слон Карла Великого» авторства известного историка медиевиста Анатолия Левандовского и исторический роман «Слон для Карла Великого» современного немецкого археолога, журналиста и писателя Дирка Гузмана. О том же, сколь многотрудным было для слона и сопровождавших его людей далекое путешествие (еврей Исаак, конечно же, был не один; он лишь руководил процессом доставки слона), наглядно свидетельствует напольная мозаика из древнеримского города Вейи, изображающая погрузку слона на корабль и превосходно описанная выдающимся византинистом Александром Васильевым (1867–1953): «На корабле, куда грузят слона, находится пять человек; один, который сидит позади кормы, по-видимому, патрон; четверо других стоят в передней части корабля. Между кораблем и берегом устроен помост на подпорках, куда слон уже вступил. При помощи веревок четыре человека на корабле тянут его к себе; другие четверо, стоя на берегу, его сдерживают и направляют. Мозаика дает очень тонкие подробности этой деликатной операции. Передние ноги у слона связаны, чтобы не дать ему убежать. Правая передняя нога обвязана веревкой, которую тянут люди на корабле и которая, по-видимому, обернута вокруг мачты. Левая передняя нога также обмотана веревкой, один конец которой находится в руках одного из людей, стоящих на корабле, а другой конец в руках одного из людей, стоящих на берегу. Наконец, третья веревка окружает левую заднюю ногу животного, которую тянут три другие человека, стоящие на берегу. Таким образом, свободной у слона остается лишь его четвертая правая задняя нога для сохранения необходимого равновесия. Весь этот сложный маневр должен был заставить слона по помосту взойти на корабль». Хотя мозаика датируется временем II–IV вв., то есть значительно ранее доставки слона Карлу Великому, за половину тысячелетия в деле транспортировки слонов явно мало что изменилось.