О значимости в глазах современников прибытия посланцев Иерусалимского патриарха на императорскую коронацию в Рим, хорошо свидетельствуют следующие слова Алкуина, написанные им в письме к сестре Карла аббатисе Гизле: «Письмо, которое ты мне послала, я с благодарностью получил, вознося Богу благодарение за возвеличение господина моего Давида (имеется в виду коронация Карла, которого Алкуин называет Давидом – прим. автора), за благоденствие апостольского мужа (Папы Римского Льва III – прим. автора) и за почтенное посольство из Святого Города, где Спаситель наш удостоил искупить мир своею кровью и увенчаться и возвеличиться славою Воскресения и Вознесения». Алкуин, таким образом, приравнивает по своей значимости императорскую коронацию Карла, благоденствие Папы Римского и посольство Иерусалимского патриарха. Весьма показательное сравнение, не так ли?

Не приходится сомневаться, что отправка Иерусалимским патриархом столь значимых символов, как ключи от Святого Города, была возможна лишь при попустительстве или даже с прямой санкции багдадского халифа Харуна ар-Рашида. В чем мог заключаться интерес мусульманского правителя в этом жесте? Ему, несомненно, не было никакого дела до далекого варварского правителя, каким ему, по всей видимости, мог представляться Карл. Однако Харуну ар-Рашиду было хорошо известно о противостоянии короля франков как Византийской империи, так и Кордовскому эмирату Омейядов, а враг моего врага мне если и не друг, то, как минимум, значимый ситуативный союзник. Видимо, именно этими соображениями и руководствовался багдадский халиф и тогда, когда позволял Иерусалимскому патриарху отправлять Карлу Великому ключи от города Иерусалима, и когда сам подарил франкскому императору своего единственного (?)[24] слона Абу-ль-Аббаса.

Слон безнадежно опоздал к императорской коронации. Сообщение о прибытии диковинного зверя настигло Карла в тот момент, когда он, после пребывания в Риме осенью – весной 800–801 гг., направлялся назад в Аахен. В начале июня император прибыл в Павию, где ему сообщили о прибытии в гавань Пизы послов с Востока от Харуна ар-Рашида. Отправив своих уполномоченных людей встретить посольство, Карл продолжил свой путь по направлению к Верчелли, где и встретился с послами. Лишь один из них был действительно отправлен Харуном ар-Рашидом («перс с востока, посол выше названного государя»), второй же представлял независимого североафриканского правителя Ибрахим-ибн-ал-Аглаба из Фоссата. Они и сообщили Карлу о том, что посланный им за слоном еврей Исаак вернулся с желаемым животным и другими ценными подарками, однако остался в Северной Африке, поскольку у местных правителей не нашлось достаточно вместительного корабля, чтобы переправить крупного зверя через море. Другие же официальные послы, Лантифрид и Зигимуд, умерли во время путешествия. Делать было нечего, следовало организовывать транспортировку, и для этого Карл направил своего нотария (канцлера) Эрканбальда в Лигурию, чтобы тот снарядил там необходимые корабли для доставки слона и остальных прибывших от Харуна ар-Рашида богатых даров.

Карл продолжил свой путь в Аахен на север, а подготовленные корабли отплыли через Средиземное море на юг в Северную Африку, вероятно, в Тунис. В октябре 801 г. слон прибыл в городок Портовенере (Portus Veneris-Portovenere) в италийской Лигурии. Отсюда он уже сухим путем должен был следовать далее в столицу Карла Великого. Однако приближалась зима, и еврей Исаак не решился повторять подвиг Ганнибала, да еще и в противоположном направлении – с юга на север. Да и слон у него был всего один, и позволить себе потерять его во время тяжелых горных переходов он никак не мог. «Анналы королевства франков» сообщают: «В том же году в октябре месяце еврей Исаак из Африки со слоном возвратился, в порт Венеры прибыл; и [поскольку] по причине снега пересечь Альпы не мог, то перезимовал в Верчелли» (Ipsius anni mense Octobrio Isaac Judaeus de Africa cum elefanto regressus, portum Veneris intravit; et quia propter nives Alpes transire non potuit, Vercellis hiemavit). Поздней весной Исаак со слоном продолжили свое дальнее путешествие и 20 июля 802 г. заморский зверь прибыл в Аахен и предстал перед императором. Карл Великий мог воочию лицезреть диковинное животное, которое некогда так его заинтересовало, слон же Абу-ль-Аббас мог наконец увидеть того, чье желание много лет посредством специально отправленного посольства и переговоров с багдадским халифом заставило его совершить такой далекий и трудный путь через пустыни, реки, море и горы.

О том, что с отправкой посла дипломатические сношения не прервались, свидетельствуют «Анналы королевства франков», сообщающие под 807 г. следующее: «А посол короля персов, по имени Абделла с монахами из Иерусалима, которые исполняли посольство патриарха Фомы (имена их были Георгий и Феликс, – тот Георгий, который также зовется собственным именем Эгильбальд, аббат на горе Оливет, а родина ему – Германия), пришли к императору. Они доставили подарки, которые послал императору выше упомянутый король, то есть шатер и палатки атрия, изготовленные разного цвета, удивительной величины и красоты. Были, кроме того, среди даров названного царя многочисленные и драгоценные сирийские ткани и благовония, а также мази и бальзам. А также [были] и часы, сделанные из аурихалька[25] с удивительным механическим искусством, в которых ход двенадцати часов вращался на клепсидре с таким же количеством медных шариков. Они выпадали по истечении каждого часа и своим падением заставляли звенеть расположенный под ними цимбал. В них были вставлены всадники в том же количестве, которые по истечении часов выходили через двенадцать окон и толчком своего выхода закрывали столько же окон, которые пред этим были открыты. А также и много другого было в этих часах, теперь же это долго перечислять. Между прочим, среди выше упомянутых подарков были два подсвечника из аурихалька чудесной величины и ценности. Все они были доставлены к императору в аахенский дворец. Император, продержав посла и монахов при себе в течение некоторого времени, направил [их] в Италию, а также приказал, чтобы они ожидали там времени отплытия». К сожалению, подробности дипломатических поручений как франкских, так и арабских послов интересовали хронистов или были им известны гораздо меньше, чем диковинные восточные дары. Можно лишь догадываться, что обмен дипломатическими миссиями был по меркам эпохи Раннего средневековья достаточно интенсивным, и в них, по всей видимости, согласовывались вопросы, прежде всего, связанные с борьбой против общих врагов: Кордовского эмирата и Византийской империи. По крайне мере, прибытие этого посольства относится ко времени, когда арабы в который раз возобновили активные военные действия против Византии, а значит, поддержка со стороны западных союзников была для них не лишней.