Лучше так, чем иначе!

* * *

— Всё в порядке?

— Всё.

— Во что обошлась экспертиза?

— Дорого, но всё прошло, как надо. Результат принят адресатом.

— Повторную не запросили?

— Нет. Экспертизу проводили уважаемые люди, они не ошибаются.

— Их предупредили?

— Да. Очень серьёзно. Они всё поняли и никому ничего не скажут.

— Значит, умер Посредник?

— Умер. Окончательно и бесповоротно. Был кремирован и захоронен как неопознанное тело.

Впрочем, оно и было неопознанным. Но очень похожим, поскольку тщательно подобранным по дальним моргам. Разобранным на куски. И собранным после…

Нет больше Посредника, как тех, предыдущих, бывших до него. Возможно, где-то остались их фотографии. Наверняка остались. Но кому нужны фотографии без оригинала? Фотографии никому ничего рассказать не могут. Фотографии молчат.

Что ещё? Воспоминания о том, что кто-то приходил, говорил с Хозяином при закрытых дверях… Но это не более чем устное народное творчество. Многие приходили, многие разговаривали. Всех не упомнишь. А о чём говорили? Может, детство вспоминали, как они девок на пару щупали? Поэтому двери прикрыли.

Никаких иных доказательств у соглядатаев нет. А слова к делу не пришпилишь.

Больше знают «Первые». Нынешний. И те, прошлые. Но зачем им ворошить?.. Зачем пачкаться по самые. Потому, что методы… методы, не демократичные, не конституционные. Нет, эти люди предпочтут всё забыть, чтобы остаться в истории белыми и пушистыми. Как все остаются, вычёркивая из мемуаров и памяти кровь, грязь, предательство, которые, собственно, и есть Большая Политика.

К тому же риск. Это раньше они были неприкасаемыми «первыми» и «верховными», а теперь стали рядовыми пенсионерами, которые под богом ходят. Ходят через дороги, по крутым лестницам, по дачным тропам и скользкому кафелю… И мало ли что может случиться? Что они понимают. Потому что имели возможность убедиться.

Так что нет никого в остатке. А тот, кто был, — тот умер. Что всех устраивает! И никто не будет копать глубже, себе дороже!..

Нет Посредника. Нет Куратора. Нет Организации.

Ничего нет!

Слухи есть. Фата-Моргана. Беллетристика…

— Спасибо, Сергей. Вы справились…

Правда, какой он Сергей? Такой же, как Куратор — Мафусаил. Но свою работу он сделал хорошо. Как надо сделал! Как делал раньше. И как будет делать впредь. Потому что — стимулы.

Дело закрыто и сдано в Архив. Которого в их Организации — нет…

* * *

День… Второй… Третий… Проходят…

Но не как прежде, а со знаком плюс, потому что жив и всё более-менее понятно и ничего, никого и ни от кого не ждёшь.

Телевизор… Бубнит на каком-то канале про их успехи.

Экран не видно, потому что глаза замотаны бинтами. Там, под бинтами, новое лицо. Его ещё никто не видел. Какое оно?

Бубнит телевизор про мировые новости:

— «Вчера, около полудня, произошёл очередной террористический акт, ответственность за который взяла на себя боевая группировка «Братья ислама». В настоящее время уточняется количество жертв и…»

Что-что?.. Кто?! «Братья ислама»? Но это же!.. Какого хрена? Какая может быть ответственность, когда они на коротком поводке ходят. Когда каждый шаг контролируется, когда за просто так даже чихнуть нельзя! Все как под увеличительным стеклом! Как?

Серёга…

— Ты слышал?

Долгое молчание.

— Знаю.

И вдруг!..

— Ты?!

— Не я, а Джандаль.

— Но как же так? Когда он…

— Так! Прямой приказ. И ветер… в спину.

— Как ты мог?

— Как сказали, так и смог.

— Но зачем? Мы же Джандаля и Галиба… И других, чтобы сдержать…

— Затем, что капитаны полковниками не командуют. А из штаба виднее. На то им погоны и фуражки дадены. И лампасы на штаны. А нам портянки! Не терзай себя. Мы лишь рядовые на этой войне. Нам приказывают — мы исполняем. Не более того! Всё остальное нас не касается. Не должно касаться. Сказали бежать — беги. Сказали стрелять — стреляй. Сказали убить — убей. Не нашего это ума дела. И не наша ответственность.

— А чья?

— Их! Вышестоящего командования. Выше тебя и меня стоящего.

— Но у нас один командир…

— Значит, его ответственность. У него свой шесток, у нас свой. И перепрыгивать не надо, чтобы спинку не сломать! Мы создали инструмент и отвечаем за него. Инструмент вышел добротный, работает как швейцарские часики. Мы его сдали заказчику и на том всё! А как его применять, нас не спросили. Пусть хоть гвозди вколачивают!

— Но твой Джандаль…

— Нет никакого Джандаля. Джандаль выведен из-под моего подчинения. Не мой он. И не твой. Не наш. И хватит меня за причинные места дёргать. Больно это! И неприлично! Всё равно ничего изменить нельзя. Наша работа там закончена. Все каналы связи, все наработки, все фигуранты переданы по описи.

— Кому?

— Кому надо. Компетентным органам. Мы окончательно уходим из Региона. Это зона не нашей ответственности. Нам — внутри страны разбираться.

— Что будет со мной?

— Как обычно. Получишь Регион.

— Надеюсь, какой-нибудь поприличнее?

— Ага! Баден-Баден. Что, хочется?.. И мне хотелось. Хотя перехотелось. Потому что — перехотели! Не будет тебе Баден-Бадена. К нашему берегу прибивает только дерьмо и палки. Красавиц в купальниках и сундуки с золотом — к другим берегам.

— Знаешь?

— Знаю.

— Скажешь?

— Скажу. Самый хреновенький тебе достался Регион. Кавказский.

— Значит, ты? Раз назвал.

— Значит, я. Но только на дальней подстраховке. Только на самый крайний случай, которого, я уверен, не будет. Ты же знаешь наши правила.

— Знаю.

— Ты не маленький, как-нибудь сам справишься. Без Серёги.

— Справлюсь… Я тебя ещё увижу?

— Услышишь и не раз. А вот увидеть — нет, не придётся. Не тебе меня, не мне тебя. Я уйду раньше, чем снимут повязки. Зачем мне твоё новое лицо? Я и прошлое-то забуду. Постараюсь забыть…

Ну, это понятно.

— Так что, у нас ещё несколько дней. А потом…

Потом ясно. Как божий день!

Будут будни — новое лицо, новая биография в новом Регионе. И всё закрутится по известной схеме, как сорвавшаяся со стопоров карусель.

И всё встанет на круги своя…