— Нет.

— А как, Терн? И давай ты не будешь уходить от разговора, здесь тебе не Хогвартс, а я не Гарри Поттер, которому можно сказать, что он еще не дорос до тайн и загадок. От меня не отмахнешься волшебной палочкой, Терн. Я тебе не… — я запнулась, вспомнив слова Ера, — не овечка. Мне надоело быть жертвой чьих-то планов.

— Ты не умерла благодаря мне, — сказал он, и я замолчала, решив, что ослышалась.

— Ладно, — продолжил Терн после паузы. Его руки сжались в кулаки, но, похоже, он этого не заметил. — Ладно, Одн-на, я расскажу тебе. Я расскажу.

И он заговорил.

Терн вспомнил, какое обещание он дал Ли-ре в обмен на свою жизнь, в тот день, когда мы решили сказать его родителям о том, что собираемся пожениться. Когда я выбежала из дома, и он собрался последовать за мной, дикий крик матери остановил его уже на пороге.

— Ты обещал ангелу, Лакс! — закричала Пана на гальбэ, отчаянно пытаясь подняться. И уже тише, когда поняла, что он никуда не уйдет. — Пожалуйста. Вернись. Вернись.

Терн остановился и обернулся, не веря своим ушам. Но в глазах его матери стоял все тот же ужас и дрожали все те же слезы, и он понял, что не ослышался.

— О чем ты говоришь? — спросил он медленно.

— Когда тебя ранил кабан, — сказала Пана, по ее лицу текли слезы. — Ты обещал Ли-ре держаться от Одн-ны подальше, когда она пообещала спасти тебе жизнь.

— Я люблю ее, — сказал Терн, и мать вздрогнула, как от удара.

— Именно поэтому тебе и надо держать ее на расстоянии.

Он почувствовал, как овладевает каждой клеточкой его тела гнев. Мать заставила его дать такое обещание, уже наверняка зная о том, что Арка ему безразлична. Чтобы он наверняка сдержал слово, данное их отцами, чтобы наверняка женился на девушке, с которой был связан старой клятвой чести. Клятвой, которую он готов был нарушить несколько минут назад.

Отец приблизился и приобнял его за плечи.

Он стоял перед ними — юноша пяти звездокругов от роду, и в его глазах плескалось неверие.

— Зачем ты так со мной, мама? — спросил Терн на гальбэ. — Я же тебе не враг. Я же делал все, что нужно, чтобы оставаться сыном, которым ты могла бы гордиться.

— Ты вампир, и ты знаешь, что это значит, — сказала она тоже на гальбэ. — Ты убьешь ее своей любовью, и ты тоже это знаешь. Для того я и заставила твоего отца дать клятву, Лакс. Для того я и сделала все, чтобы разлучить тебя с ней. Я избавилась от тебя, когда забеременела на Земле, в том мире, где ты должен был стать ее мужем. Ты должен держаться от нее подальше.

— Ты… что сделала?

Если бы не отец, Терн не смог бы удержаться на ногах. Ему показалось, что она ударила его, прямо в сердце, прямо туда, где еще жили человеческие чувства — любовь, преданность, теплота. Он высвободился из объятий отца, подошел к стулу и буквально рухнул на него, закрыв лицо руками.

— Я не могла допустить, чтобы ты остался там один, Терн! Я умирала от рака, когда забеременела, и кто бы тогда позаботился о тебе? Ты бы не смог сам, тебя бы нашли и убили хранители порядка.

— И потому ты убила меня, — сказал он, поднимая голову. — Ты что, не понимаешь? Ты меня убила, мама! Ты убила собственного сына, потому что что? Потому что не смогла бы его защитить… или не смогла бы еще в одном мире сломать ему жизнь?

Он вскочил на ноги.

— Я не собираюсь больше тебя слушать. После совершеннолетия я смогу избавиться от твоего надсмотра, и я сделаю это в первое же утро после дня рождения, уж поверь мне.

Терн схватил забытую Одн-ной одежду и выбежал на улицу. Бешено воющее в голове безумие застило ему глаза, он не чувствовал ни снега на лице, ни мороза, ни обиды, ни отчаяния. Вокруг стояла тьма, вокруг всегда была тьма, с самого его рождения сотню звездокругов назад в мире Одинокой звезды, куда его мать бежала, спасаясь от охотников на вампиров. Им снова пришлось бежать, теперь уже сюда, чтобы спрятаться в мире, который хранители порядка пока еще не нашли — пока, но, возможно, найдут уже скоро.

Ты не должен никому, кроме Ли-ры, говорить о своем детстве, Терн.

Ты не должен позволять себе влюбляться, Терн.

Ты не должен называть меня матерью в Белом мире, Терн.

Ты не должен называть меня по имени в Снежном мире.

Ты не должен. Не должен. Не должен.

Хватит с него. Теперь — хватит.

Вокруг была тьма, и ночь, и только одна звезда горела в этой ночи, и только она освещала ему путь.

— Одн-на! — закричал он.

Крошечный силуэт в конце улицы замер, и он понял, что она ждала его, ждала, стоя здесь на ветру, на морозе, без шапки.

Он никому ее не отдаст. Он слышал о вампирах, которые пытались идти против своей природы — они причиняли зло любимым и погибали сами, но они боролись. И он тоже будет бороться. Он справится, если она будет рядом с ним, если будет держать его за руку и верить в него. Он справится.

Терн вернулся домой за полночь. Он пошел на озеро, где раз за разом обошел все проруби, куда уже начали опускать приготовленные заранее шашки. Веревки казались такими ненадежными, и, если бы не опыт, который чуть не лишил одного из испытателей глаза, он бы не поверил, что от них будет хоть какой-то толк.

Он представил, как взрыв отбрасывает Одн-ну назад, как она летит в облаке крови в небо, и закрыл глаза, понимая, что следующие несколько дней могут стать для них последними. Ей вовсе не обязательно знать о том, что он вампир. За несколько дней ничего не случится, а потом он ей все расскажет… Если они не умрут.

Арка устроила ему истерику на следующий день после дня рождения отца. Как оказалось, она ходила к Одн-не, но та не вцепилась ей в волосы и не стала оправдываться под градом обвинений. Как оказалось, она знала об обещании — подслушала разговор Паны и Онел-ады, когда однажды пришла в гости, пока Терна не было дома. Они говорили обиняками, но Арка не была дурочкой и сумела сложить два и два.

— Знахарка нашлет на тебя проклятье, ты знаешь, — сказала она, улыбаясь. — Твоя милая умрет, не встретив первого рассвета после вашей свадебки. Уж я-то знаю, о чем говорю, поверь.

— Ты считала ее своей сестрой, — сказал Терн, не отрываясь от письма, которое писал — это письмо Фелик должен будет отдать Одн-не, если его не станет. — Ты готова была отдать за нее жизнь, кажется, даже клялась в этом. Что-то изменилось?

Арка, все так же улыбаясь, прислонилась к дверному косяку и скрестила руки на плоской груди.

— Знаешь, как легко любовь превращается в ненависть, Терн? По щелчку пальцев. Я хожу по улице, не смея поднять головы. Мне плюют вслед и называют опозоренной. Я едва удержала отца — он собирался прийти и избить тебя до полусмерти за то, как ты поступил с его дочерью.

Она говорила спокойно, но за этим спокойствием крылась боль. Терн прекрасно знал, что разрушил ее жизнь — просто потому что мать разрушила его жизнь, просто потому что он может разрушить жизнь Одн-ны. Не просто может — хочет этого. Эта мысль не давала ему покоя, как бы он ни пытался ее от себя отогнать. Всю ночь Терн лежал в постели, думая о том, правильно ли делает, правильно ли поступает. Лучше бы его мать убила его и в этом мире. Почему не сделала этого? Не успела? Была слишком занята, бегая от охотников, чтобы заметить беременность, а потом стало уже поздно?