— Нам лучше переночевать там, — сказал он, останавливаясь. Пар клубами вырывался из его рта.

Я остановилась рядом и посмотрела вперед. Огней деревни еще не было видно, а пальцы рук, в особенности той, на которую была надета порванная перчатка, у меня совсем отмерзли.

— Да, давай.

Голос мой дрожал, от холода зуб на зуб не попадал. Терн, по-видимому, услышал это, лицо его словно окаменело в свете убывающей луны. Он увидел, как я отчаянно шевелю пальцами, протянул руку, и, схватив меня за кисть, развернул ее ладонью к себе. Конечно, это была дырявая перчатка.

— Я не понимаю, тебе так нравится изображать из себя героиню, или что? — со злостью сказал он.

Стащив с рук свои перчатки, он протянул мне с выражением лица, не способствующим изъявлениям недовольства.

— Надевай, быстро. Мне, знаешь ли, тоже жертвенность не чужда, но до умеренных пределов. Нам надо добраться до домика. Поехали.

Я не нашла в себе сил на еще одну колкость. Натянула его перчатки прямо поверх своих, и мы поехали. Сначала эффекта не было никакого, но потом в руках появилась ужасная, сводящая с ума боль, от которой хотелось вопить в голос, и я поняла, что обморожение проходит.

Мы почти бегом вбежали в сторожку. Я встала у порога, не в силах пошевелиться, руки просто вопили — обе хором и каждый палец по отдельности, — отходя от мороза и ветра. Терн зажег фонарь, растопил печь, поставил на огонь жестянку с водой.

— П-почему нам нельзя было оста-аться там? — дрожа и стуча зубами, спросила я. — Терн, п-почему нельзя было переночевать в том доме, у волчьих нор?

Он ответил не сразу. Потом заговорил, и голос его казался в темноте совсем чужим.

— Я ведь не случайно пошел к волчьим норам, Од-на, — сказал он. — Даже не к ним, а к Воротам. Я был почти уверен в том, что у тебя — лихорадка возвращения.

Я удивленно молчала.

— Я решил, что опоздал, когда ты собралась отправиться вслед за своим другом. — Терн обернулся, языки разгорающегося пламени плясали у него на лице. — Откуда ты знаешь этого человека, Одн-на?

Я мотнула головой, переживая очередную волну боли. Когда отпустило, все-таки смогла стянуть с рук перчатки, снять обувь и пройти поближе к огню. Протянув руки к печке, я почувствовала, как отогревает пальцы живительное тепло. Только тот, кто замерзал до полусмерти, может понять это ощущение — ощущение возвращения жизни в тело.

— Трайн спас мне жизнь, когда я вернулась в этот мир, — сказала я, глядя в огонь.

Коротко я пересказала ему, что случилось, после того, как я пришла в себя на опушке запретного леса. О кошмарах я умолчала, но Терну и не надо было о них ничего говорить — его в моем рассказе волновало совсем другое.

— Ты уверена, что ты перешла, а не прыгнула через Ворота? — спросил он, повернув голову и глядя на меня.

Я непонимающе поглядела на него.

Терн жестом отправил меня за стол, сам достал из шкафчика кружки, налил нам воды с приправами и уселся напротив. Только когда был сделан первый глоток, он заговорил.

— Со Снежным миром что-то не так, ты это уже знаешь.

Я кивнула.

— Силенка должна была поговорить с тобой после возвращения из Миламира. Она знает о Снежном мире то, чего не знают остальные, она знает обо мне и о том, почему на самом деле Снежный мир является закрытым.

— Она знает о воплощениях? — уточнила я.

Терн кивнул.

— Знает. Хотя ее воплощений здесь нет.

Ну, конечно, женишок не удержался и рассказал невесте о том, что может прыгать из одного тела в другое.

— Силенка очень умна, — сказал Терн, словно читая мои мысли. — Она понимает, что устои Белого мира просто рухнут, если люди поймут, что Ворота навязываются им искусственно. С недавних пор на Воротах в Снежный мир поставлена блокировка. Люди, которые возвращаются отсюда, теряют память. В Белом мире сначала пытались игнорировать проблему, но ангелы потребовали уладить вопрос, или они откажутся помогать нам. Но похоже, что кто-то специально поставил на все здешние Ворота такой «замок». Теперь прыгнуть сюда нельзя — только перейти, сменив воплощение, иначе, вернувшись, потеряешь память.

— Но зачем и кому надо ставить этот, как ты говоришь, замок?

Он пожал плечами.

— Не знаю. Ининджер поднимает панику, он почти уверен, что это происки врага. Они как раз вызвали Героя, когда я вернулся сюда.

— Через Ворота?

Терн покачал головой.

— Нет, конечно. Я уже возвращался в Белый мир после того, как встретил тебя здесь, потому и последовал за тобой, как только узнал от твоей матери, что ты ушла. Из Миламира вернулась резидент — ваш Патрон сопровождения, с докладом первостепенной важности.

У меня внутри все похолодело от его интонации.

— Он касается меня?

Терн кивнул.

— Твоего тела, если точно. Его не нашли после Турнира, Одн-на. Резидент по правилам должна была забрать твои вещи и тело для похорон, как представитель семьи — по документам она твоя тетя. Но ей сказали, что тебя нет среди умерших на турнире.

— И что?

— А то, Одн-на, — сказал Терн. — Что, похоже, что в Миламире ты еще жива.

Я смотрела на него и не понимала даже, о чем думаю. Я помнила момент смерти очень четко, я помнила боль, помнила дрожь агонии, помнила, как яркий свет перед глазами сменился тьмой.

— Я думаю, здесь не обошлось без Мерры, — сказал он, и с трудом вспомнила, что так звали Главную женщину, ту самую, что приговорила меня к смерти. — Наверняка, она попробует тебя выходить, чтобы ты рассказала ей, где именно в тебя вживлен переводчик.

— Но как такое может быть? Я же помню, что умерла!

— Мерра может все, — сказал Терн, и в его устах это не звучало преувеличением. — Ты точно перенеслась в момент… смерти?

— Да.

— Понятно.

Я покачала головой. Мне-то как раз было ничего не понятно. И если Одн-на еще приходила в себя от растерянности, Нина уже начала думать.

Значит, он узнал, что ты выжила, и побежал за тобой. Зачем? Если ты не перенеслась через Ворота, то какая, черт возьми, у тебя может быть лихорадка возвращения?

— Терн, — сказала я. — Скажи честно, зачем ты пошел за мной? Ты испугался, что я выжила, а значит, смогу вернуться в Белый мир и рассказать всем о том, что ты сделал со мной? Или ты хочешь заставить меня просто принять происходящее, не задавая вопросов?

Удивление вспыхнуло на его лице.

— Я тебя не понимаю.

— Зато я все поняла, — сказала я спокойно. — Репутация принца Белого мира оказывается в опасности из-за того, что ученица, которую он отправил умирать, выжила и сможет все рассказать. Так?