— Чтой-то, у вас, милый мой, — вставился в речь своего заместителя с ремаркой Ксант Авади, — сегодня лексика какая-то игорно-картежная? Ну-ну! Не обижайтесь, продолжайте!

— Продолжаю, — с укоризной поглядев на начальника, возобновил свою речь заместитель. — Так вот, если мы… кгхм… поставим на Спицу, то можем сильно пролететь. В случае провала операции по вине энтузиаста-дилетанта, как минимум, все придется начинать сначала, только с еще большими сложностями. А вот если мы через Спицу нарвемся на встречную комбинацию Дадуа, то вот тогда нас с вами с дерьмом смешают…

— Короче, — вновь перебил заместителя флаг-коммодор, — Спицу еще проверять и проверять?

— Да!

— Хорошо. Дальше.

— Дальше у нас Заморозок. Этот — природный баскенец. Мало того, — входит в одно из аристократических семейств клана Ранох. В основе вербовки — любовь к мальчикам. К маленьким мальчикам. Мы ему подложили нашего Паршивца. Он хотя и совершеннолетний, но в кино до сих пор четырнадцатилетних подростков играет. Заморозку понравилось. Опять же — богема! Сильная сторона Заморозка та, что он имеет непосредственные выходы на верхушку клана и ФОБ. По-семейному, так сказать. И тем не менее, Заморозок для предполагаемой комбинации совершенно не годится, поскольку — психопат и к тому же наркоман. Информацию о том, кто есть кто и кто чего в клане стоит, он нам исправно сливает, но для акции «физического воздействия», повторяю, — абсолютно не годится. Крайне ненадежен: может в самый ответственный момент загулять, обкуриться… Да и вообще, такое задание поручать столь неустойчивому агенту, да еще под давлением — это непрофессионально. Он же может, если на него посильнее нажать, все, что угодно выкинуть: зарезаться, или там передозу себе устроить, или, наконец, своим сдаться… Нет, на него… кгхм… ставить нельзя.

— Так значит, — только Ансельм?

— Да, шеф, только Ансельм.

— Но у вас же с ним тоже какие-то проблемы?

— Да, психологического свойства. Однако они, на мой взгляд, преодолимы.

— Давайте поподробнее.

— Видите ли, шеф, Ансельм — человек идейный. У него для работы есть разные мотивации, но, в основном, — вполне искреннее желание послужить отечеству. Это без всякой иронии. Сами знаете, — лучшие агенты те, которые работают ради идеи. Кроме того, он умен и артистичен. В меру смел. Инстинкт самосохранения в норме, поэтому — осмотрителен и осторожен. В совокупности это делает его очень ценным материалом. Основной недостаток (для нас, конечно!) в том, что он не только идейный, но и идеалист.

Очень трудно ему понять, что на нашей работе ни при каких условиях белые одежды сохранить не удастся. Тут не недомыслие, а именно идеализм. Его куратор докладывает, что Ансельм последнее время сильно нервничает…

— А кто его курирует? — поинтересовался Ксант Авади.

— Стаарз.

— Стаарз?! Ну, это фирма. Старая гвардия. У него ведь какие-то проблемы с этим делом были? — и флаг-коммодор помотал сомкнутыми пальцами правой руки у себя под горлом.

— Были. Но года два назад он в нашем госпитале прошел курс лечения и с тех пор держится в рамках.

— Ну, и что Стаарз говорит по поводу Ансельма?

— Основная психологическая проблема Ансельма в том, что он не видит результатов своей работы… В том смысле и в том виде, как ему бы этого хотелось… Как он это себе представляет, исходя из собственных идеологических и моральных установок. Ему начинает казаться, что он в большей степени работает на врагов, чем своих. У него комплекс вины развивается. Особенно, после теракта в казарме жандармерии. Там ведь два человека погибли. Совершенно случайные жертвы. Вы ведь помните, мы предприняли все меры…

— Да, да, помню, — досадливо отозвался начальник департамента, — однако, чем нам мешают переживания агента? Не слишком ли большое значение вы им придаете?

— Стаарз считает, — продолжил заместитель, — что, если не обеспечить Ансельма дополнительными мотивациями, — это может привести к психологическому срыву и отказу от работы.

— Отказ сотрудника от работы? — изумился Ксант Авади. — Вы это серьезно? Бывает, конечно, но ведь это ЧП! И вы еще говорите, что он ценный агент!

— И буду говорить! Я за свои слова отвечаю. Дело в том, шеф, что Ансельм, строго говоря, до сих пор формально не наш сотрудник. Он внештатник, доброволец. Такой возможности для самооправдания, как, например, обязанность подчиниться приказу, он лишен. Кроме того, в задуманной комбинации мы его до сих пор используем практически «в темную». Он бы, может, и рад оправдать средства целью, но цели-то мы ему не указали. Что в таких случаях делает интеллигент? Он ведь интеллигент? Рефлексирует! Иногда с тяжелыми последствиями.

— Ах, вот оно что! — с некоторым сомнением произнес флаг-коммодор. — И чего только вы у нас делаете? Вам бы — в психоаналитики! Это я так… не обращайте внимания… М-м-м… Ну так дайте ему дополнительные мотивации, если считаете, что это поможет делу!

— Нужна ваша санкция, шеф!

— Ладно. Что там у вас? Подпишу…

* * *

Зазвонил телефон. Тиоракис поднял трубку. Любезный девичий голос сообщил, что заказанная им книга — «Вольнодумцы Завета Истины» — поступила в магазин, и ее можно выкупить в течение десяти дней. Это был сигнал о вызове на контакт.

Такое случалось редко (обычно Тиоракис сам просил связи) и означало, скорее всего, какие-то изменения в задании. «Может быть, — размышлял он, — предстоит операция по захвату боевиков, и меня хотят предупредить?»

На конспиративную квартиру Тиоракис прибыл после скрупулезного исполнения всех предусмотренных мер предосторожности, в число которых входило даже приобретение тех самых «Вольнодумцев» в соответствующей книжной лавке. На месте его ожидал Стаарз.

Стаарз, как обычно, начал разговор, казалось бы, с пустопорожней болтовни: справлялся о самочувствии, о делах в университете, дома… Ни дать, ни взять — заботливый родственник. На самом деле, старый оперативник зондировал меру напряженности своего подопечного. И по тому, как Тиоракис все более деревенел, отвечая на самые обычные «бытовые» вопросы, Стаарз убеждался, что агент очень неспокоен: явно ждет чего-то иного, действительно важного, теряет терпение от бесполезного, на его взгляд, разговора.

Что касается Тиоракиса, то он уже некоторое время замечал за собой, что относится к Стаарзу с какой-то неожиданной для самого себя теплотой. Ему нравилось встречаться со старым оперативником, и обычно он был не прочь потрепаться со своим куратором на любые темы, не имеющие никакого отношения к работе. Склонный к самоанализу, он достаточно быстро нашел этому причину. Стаарз был, по существу, единственным человеком, в обществе которого Тиоракису не нужно было надевать никаких масок, не нужно было играть какую-то роль, не нужно было контролировать всякое произносимое слово… Только в обществе завербовавшего его сотрудника спецслужбы Тиоракис мог внутренне расслабиться и побыть самим собою. Гэбэровец поразительным образом стал для него тем, чем обычно для человека бывают друзья и близкие…