При знакомстве он назвал себя американским патриотом, верящим в «глобальную войну с терроризмом». Однако его крайне беспокоила роль, которую играла во всем этом Blackwater. Он прочел мою книгу об этой компании, видел мои выступления по телевизору и решил связаться со мной. Сначала он ничего не сказал о JSOC. Мы просто говорили о Blackwater. Когда я пытался подробнее выяснить его личную роль в различных войнах, которые вела Америка, он менял тему разговора или отвечал так, что его можно было считать практически любым военнослужащим любого подразделения. Однако после того как мы в течение нескольких месяцев обменивались зашифрованными электронными сообщениями, у меня сложилось впечатление, что он действительно хочет помочь мне понять, чем на самом деле был мир JSOC. После того как мы стали доверять друг другу, он сообщил, что хочет рассказать мне о том, чем занимается, но при условии, что это будет личная встреча.

Я решил назвать его «Хантер», поскольку, когда мы наконец встретились, это произошло в грязном мотеле в штате Вирджиния, от которого можно было докинуть палкой до военной базы Fort Belvoir, где размещался разведывательный отдел JSOC[1015]. Мотель назывался The Hunter. Это оказалось крайне удачное место для первой встречи. Затем мы встречались с ним в течение нескольких лет. «Хантер» служил под началом Маккристала, адмирала Макрейвена и различных других командиров оперативно-тактической группы. Можно сказать, что за операциями этой секретной организации, проводившимися в то время, когда она переживала наиболее серьезную перестройку за всю свою историю, он наблюдал «из первого ряда кресел».

Я могу предать гласности крайне немногое относительно того, чем занимался или занимается «Хантер». Сообщество людей, связанных с силами специальных операций, — это очень тесный круг лиц, а я дал «Хантеру» слово, что не разглашу его личность. Члены этого сообщества практически не общаются с репортерами, и, даже делая это в виде исключения, не затрагивают самые деликатные операции, в которых им приходилось участвовать. Могу сказать только, что, после того как я начал встречаться с «Хантером», я попросил, чтобы он подтвердил, что действительно является тем человеком, за которого себя выдает, и что он действительно был участником или свидетелем тех событий, о которых он мне рассказывал. За годы наших встреч он показал мне различные бейджи Министерства обороны, свидетельства о допусках, свои собственные фотографии в различных странах мира. Я проверял предоставленные им документы у сведущих людей, скрывая источник их получения, и подтвердил, что он — реален. Не нарушая наших договоренностей, могу лишь сказать, что он действительно работал в JSOC, а также участвовал в действиях нескольких оперативно-тактических групп, включая операции в официально признанных зонах боевых действий и за их пределами.

За время продолжавшихся несколько лет встреч «Хантер» познакомил меня с его анализом развития JSOC. При этом было ясно, что он не собирается делиться со мной секретными сведениями или разглашать детали каких-либо операций. Он рассказал, что с большим почтением относится к генералу Маккристалу и адмиралу Макрейвену, а также описал военнослужащих J SOC как самых лучших бойцов в Соединенных Штатах. Он назвал их «людьми, твердо верящими в нашу страну и наши идеалы». Курсы подготовки «морских котиков», отряда «Дельта» и других оперативников, по его мнению, являлись самыми суровыми в мире. «Этим подразделениям специального назначения предоставляется достаточно большая свобода при исполнении «прямых действий», специальных разведывательных контртеррористических задач в интересах правительства Соединенных Штатов, они действуют в обстановке практически полной секретности», — утверждал он. Ввиду подобного характера деятельности и окружающей ее секретности, по его словам, «существовал потенциал для злоупотреблений».

«Хантер» объяснял подъем, превративший JSOC после 11 сентября в ведущую силу по борьбе с терроризмом, тем фактом, что по мнению администрации Буша и специалистов из сил специальных операций, ЦРУ не соответствовало задачам ведения глобальной войны. «Существовало глубокое неудовлетворение уровнем агентурной разведки, а также паравоенных операций, проводившихся силами Управления. Со временем Объединенное командование сил специальных операций фактически превратилось в паравоенную структуру администрации, выполнявшую заказы высокопоставленных политиков по реализации их политических целей, — сказал он во время одной из наших первых встреч. — После 11 сентября полномочия JSOC были значительно расширены. Печку, так сказать, раскочегарили. В Командование сил специальных операций вливались миллиарды долларов, которые, в свою очередь, переправлялись в JSOC. И это сопровождалось значительным ростом автономности».

«Хантер» в особенности отмечал Чейни как представителя администрации, в наибольшей степени одержимого сменой роли JSOC. «У меня всегда было впечатление, что этот человек знает все «входы и выходы» в Министерстве обороны и его многочисленных отделах и управлениях, — вспоминал «Хантер». — Чейни понимал, что для того чтобы радикальным образом переформировать американскую военную машину, придать ей иной характер для «войны с терроризмом» или «долгой войны», то есть для того что сейчас именуется «противодействием экстремизму», самому ему необходимо предоставить большие, чем раньше, полномочия и объем ответственности теневым элементам военной структуры. В итоге это привело к тому, что проведение контртеррористических операций по всему миру стало осуществляться при решающей роли Командования специальных операций».

Как утверждал «Хантер», администрация Буша злоупотребила своими полномочиями по «подготовке зоны боевых действий». По его словам, подобные действия позволяли американским вооруженным силам «проводить предварительную работу в интересах потенциальных или будущих военных операций путем направления на театр сборщиков информации или лингвистов, которые выдвигались в страну именно для «подготовки зоны боевых действий», причем этой стране вовсе не обязательно была объявлена война. Хантер так описывает ситуацию при администрации Буша: «Эта практика как-то незаметно превратилась в паравоенные операции, обычно тайные, проводившиеся даже без видимости какого-то контроля со стороны. Конгрессу говорили одно, а делали совсем другое». Он упомянул параллельную программу «выдач» JSOC, в рамках которой захватывались и допрашивались люди. Среди захваченных попадались люди, «которых администрация рассчитывала не передавать в Министерство юстиции, а также не хотела вовлекать в это дело Госдепартамент или посла по особым поручениям по военным преступлениям; они организовывали свои собственные операции по задержанию людей».

«Хантер» рассказал мне, что некоторые его коллеги начали задаваться вопросом о том, как их используют. «Люди в наших кругах были сильно обеспокоены тем, что от нас требовали, где и для каких целей. Законность многих вещей вызывала сомнения, а большая часть деятельности велась за пределами официальных зон боевых действий», — вспоминал он. Он также ясно заявил, что значительная часть оперативников JSOC и вспомогательного персонала «искренне разделяла» взгляды Рамсфелда и Чейни, «прекрасно отдавая себе отчет в незаконном характере проводимых операций, то есть они были согласны с этим и верили в то, что их прикрывает аппарат министра обороны, а, в конечном итоге, сам Белый дом». «Ребята из JSOC, — сказал он, — это волчьи стаи на наконечнике копья. Некоторые из них полагают, что являются орудием божьим, некоторые — американским орудием». «Хантер» уточнял: «Рамсфелд и Чейни преднамеренно обходили Управление и обращались в Объединенное командование сил специальных операций с набором параметров для будущей задачи, ее задачами и целями, которые должны были быть достигнуты в их собственных политических интересах».