Сколль пропахал физиономией топкую грязь, по обе стороны от него покатились волны болотной жижи. Грязь залепила глаза, и он ослеп. Липкая жижа набилась в рот и нос, он задыхался, неистово кашляя и плюясь. Вороные проволокли его по всем камням, затаившимся в раскисшей земле, по всем канавам и ямам. Острый камень ударил в лицо, и Сколль услышал жалобный хруст сломанного зуба.

Кони остановились, только добежав до реки. Они принялись пить, сторожко озираясь, черные лоснящиеся бока исходили паром в промозглом воздухе. Шатаясь, Сколль поднялся на ноги и сплюнул кровавую жижу вместе с обломками зуба. А затем отвязал от пояса поводья, вернее — отрезал, потому что затянувшиеся узлы распутать было невозможно. Кони, жадно хлебавшие ледяную воду, не обратили на это никакого внимания. Впрочем, в этот миг Сколлю было на все наплевать, даже если эти сучьи дети вздумают от него удрать. Опустившись на колени, он смыл с лица кровь и густой слой грязи. Хвала Мириалю, что это была именно грязь — проволоки его так вороные по твердой каменистой почве, его бы, верно, сейчас и в живых не было.

Тут ему отвесили солидный тычок пониже спины — Сколль от неожиданности едва не свалился в реку. Зловредная ослица последовала-таки за своими вороными приятелями. Сколль даже и не знал, радоваться ему или огорчаться. Впрочем, долго у реки не проторчишь, а ехать верхом все же лучше, чем идти. Он пошарил в карманах жилета, выудив пригоршню засохших медовых сластей, — вдруг да удастся поправить настроение лошадкам? Затем Сколль произнес краткую молитву Мириалю, подобрал волочащиеся по земле поводья и, морщась от боли во всем теле, кое-как вскарабкался на узкую спину ослицы. Когда он повернул прочь от реки, на тракт, который вел к Змеиному Перевалу, начал сыпать снег.

Очень скоро Сколль обнаружил, что на этом неприятности не кончились. Когда подъем по горной тропе стал круче, ослица недвусмысленно намекнула, что больше не намерена терпеть на своей спине такую обузу. После того как Сколля раз десять сбросили с седла, лягнули, укусили и потоптали, он сделался на редкость понятливым и от души согласился с ослицей. Снегопад, увы, становился все гуще, мороз крепчал, и пешему Сколлю, хочешь не хочешь, пришлось сбавить шаг. Стемнело, а он все еще был далеко от цели своего путешествия, да к тому же идти в темноте приходилось почти на ощупь. К этому времени буран бушевал уже вовсю. Сколль промерз до мозга костей и совсем выбился из сил, но остановиться на отдых не решался. Уроженец горного города, он с малых лет слышал страшные рассказы о путниках, которые остановились подремать в снегу — и заснули навечно. И Сколль шел вперед, с трудом волоча ноги и мечтая об одном — добраться до лесопилки прежде, чем замерзнет до смерти.

«Просто не верится, — мрачно думал он, ковыляя по рыхлому снегу. — Когда я проснулся утром, был самый обыкновенный день — и как же это я оказался в метель на горном перевале, в обществе двоих коней-убийц и злонравной ослицы, на пути к новой жизни с сумасшедшей старухой, которая никогда меня и в глаза не видела? Это же нечестно!» Сколль ненавидел всех — старую ведьму Тулак, треклятую ослицу, вороных ублюдков, мать, которая отдала его в ученики, но больше всего — госпожу Агеллу, которая нашла такой мерзкий и изнурительный способ от него избавиться. Он принялся измышлять самую мучительную участь для всей честной компании, когда животные вдруг разом, как один, помчались вверх по тропе, опрокинув его в снег. В довершение всего мерзавка ослица опять приложила его копытом!.. И тут до притупленного усталостью и холодом сознания дошел весь ужас положения. Кони удирают! Разве госпожа Тулак возьмет его в ученики, если он явится к ней с пустыми руками? Отчаянно завопив, Сколль проворно вскочил на ноги и пустился в погоню.

— Скоро здесь будут твои кони, — сообщил Элион "Гормону. И мысленно добавил: Только, ради всего святого, не спрашивай, откуда я это узнал! — Тебе лучше выбраться наружу и подождать их. Сейчас они направляются вверх по тропе.

Торговец ошеломленно уставился на него:

— Откуда ты это узнал?

У Элиона кровь застыла в жилах. Он кожей чувствовал, как пламя гнева, неизменно тлевшее в Тормоне, с каждой секундой разгорается все ярче. Чародей не нашел в себе силы выдержать взгляд торговца.

— Элион, — прорычал Тормон, — ты спас мою жизнь, и поэтому я сейчас пощажу тебя! Как ты мог опуститься так низко, чтобы насмехаться над…

Его гневную речь прервало громкое ржание. Гнедая повернула голову, сторожко наставив уши. Миг спустя Тормон и сам услышал приглушенный топот копыт по засыпанной снегом тропе. В одно мгновение он оказался снаружи и по глубокому, почти по пояс, снегу вскарабкался на тропу. Элион выбрался вслед за ним, прихватив с собой светилку. Хотя тень от ее блекнущего света падала вперед, мешая разглядеть, куда поставить ногу, все же это было лучше, чем вслепую пробираться в кромешной бурной ночи.

Из темноты, волоча за собой поводья, вымахнули сефрийцы, и Тормон громко позвал их. Даже в блеклом свете Элион видел, как ошеломлен его спутник. Да и не он один.

— Разрази меня гром! — пробормотал чародей. — Я и не знал, что бывают такие большие кони! Куда же мы их теперь денем?

— Они ребята закаленные! — Тормону, как и прежде Элиону, пришлось повысить голос, чтобы перекричать вой ветра. — Не впервые им придется ночевать в снегу. Ниже по оврагу есть место, где скала нависает над самым дном, и снега там почти нет. Может, нам придется сложить из хвороста заслон от ветра. Если не пожалеешь горсти-другой зерна, они запросто дотерпят до утра.

Элиона так и подмывало огрызнуться — сам, мол, заботься о своих клячах, — но он без возражений смирился с мыслью снова поработать на свежем воздухе. Ответить иначе ему не позволило бы сострадание к этому бедняге, в один день лишившемся всего.

— Тогда поторопимся! — крикнул он. — Чем раньше мы покончим с этим делом, тем скорее вернемся в пещеру. Мы тут того и гляди отморозим…

Элион осекся — из снежной круговерти вынырнул пегий ослик и едва не сбил его с ног.

Восторженно ахнув, Тормон поймал уздечку ослицы и, как мог, утихомирил возбужденное животное.

— Это любимица Канеллы… — начал он и тут же смолк. Элион увидел, как Изменилось его лицо, — и сердце его сжалось от сочувствия.

Он-то знал, чего стоят такие оговорки. На миг почти забываешь о своей потере — и тут какая-нибудь мелочь с новой силой пробуждает боль, словно проворачивают в груди острый нож.

— Ну, пойдем, — ворчливо бросил он. — Устроим укрытие для твоих вороных бестий. Малышка, я полагаю, поместится с нами в пещере.

Чародей с таким усердием принялся за дело, мечтая лишь поскорее вернуться под надежный и теплый кров, что почти позабыл о том, что кони были не одни. Он помогал Тормону поставить торчком обломок ствола молодой сосны, когда услышал мысленный зов Тиришри:

— Элион/ Скорее! Мальчик только что пробежал мимо тебя! Лошади, ослы, мальчишки… И когда же все это кончится?

Зло ругнувшись, Элион оставил озадаченного Тормона в одиночку возиться в темноте и, высоко подняв над головой светилку, снова вскарабкался на тропу. В снегу виднелась свежая цепочка следов, уходивших наверх.