Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хисамаро готовился к весенней церемонии Первой игры года, надеялся на производство в следующий ранг в результате ее удачного исхода и на успешное сватовство в результате этого повышения.
Но после похорон деда многое переменилось.
— Отец сомневается, — горько произнесла Омари. — Он не считает тебя достойным, и он полагает, что вы не будете участвовать в Первой игре года.
— Почему же, прекрасная Омари? — подавленно произнес Хисамаро.
— Отец считает, что вы, безусловно, молоды для такого ответственного события. Человек, не способный отправить сваху в повозке с волами, недостоин породниться с семьей, приближенной к императору. Ах, я знаю, что вашего рисового жалования недостаточно, чтобы содержать повозку, достойную придворной дамы, особенно теперь, когда ваш почтенный дед почил в Лотосе. Мне так горько!
На душе у Хисамаро было не менее горько.
В стране третий год был недород. Дела обстояли так скверно, что военное правительство в своем указе рекомендовало крестьянам заготавливать в пищу опавшие листья и сократило до неприличного предела содержание императорского двора. Ходили глухие слухи, что Первой игры года не будет, поскольку император не обладает средствами поощрить победителей и страшно страдает от этого. Незадолго до того император, чтобы поддержать нуждающихся поэтов, был вынужден выставить на продажу в городе серию своих автографов. Можно ли было унизиться больше?
Хисамаро знал, что еще как возможно...
***
— Ты подрос, — сказал воин в маске, имея в виду вовсе не рост Хисамаро, и тот это хорошо понял. — Опять проказничаешь?
Встреча на мосту через реку Камо повторилась ровно через год.
Хисамаро размеренно бил по мячу, подбрасывая его в воздух:
— Готовлюсь к Первой игре года. Не стоит отбирать у меня мяч, я уже не мальчик, я придворный десятого ранга, и это может плохо для тебя кончиться.
— Для меня — сомневаюсь, — проговорил воин в маске. — Но в целом ты прав, и мой гостеприимный хозяин может пострадать. Насколько я понимаю твой деловой настрой, у тебя есть предложение, от которого он не сможет отказаться, не потеряв лицо в пыли этой дороги?
— Да. Во дворце обитает одна достойная дама…
— А твоего рисового пайка недостаточно, чтобы оказать ей надлежащее внимание…
— Ты удивительно догадлив.
— И какой подарок удовлетворит почтенного придворного десятого ранга?
— Мне нужна повозка с волами.
— Ого, — удивился воин в маске. — А еще говорят, что Двору чужд дух стяжательства. Хорошо. Я узнаю, чем многоуважаемый князь может вам помочь.
Через час, в течение которого Хисамаро размеренно бил по мячу, а приближенные князя владения Тоса с самим князем во главе униженно валялись в дорожной пыли под жаркими лучами солнца, привели упряжку из двух тучных волов с богато отделанной телегой.
— Отведите их в стойло, — сказал Хисамаро, ударив по мячу последний раз и изящно поймав его в сгиб руки.
— Будет сделано, уважаемый придворный десятого ранга, — произнес воин в длинноносой маске, жестами командуя погонщиками. — Надеюсь, даме повозка понравится, потому что вам придется сполна заплатить за нашу остановку. Я обещал князю, что ваша выходка не повторится, и предупреждал об этом вас. Я намерен разобраться с этим сейчас, здесь, не сходя с места.
— Ты хочешь убить меня? — поразился Хисамаро.
— Нет, — засмеялся воин. — Сначала я обыграю тебя в мяч. А вот после — оторву твою глупую голову. Прочие должны спешно покинуть это заветное поле, ибо священная игра начинается.
***
— Покончи с ним, Ханпэйта, — выплюнул князь владения Тоса.
— Можете на меня рассчитывать, — ответил воин в маске.
Когда княжеская процессия скрылась за поворотом дороги, Ханпэйта развязал ремни под подбородком, снял шлем и длинноносую маску, но длинный клювастый нос остался на его лице.
Ханпэйта был не человек. Он был тэнгу.
— Неожиданно, а? — Ханпэйта иронично каркнул.
Хисамаро угнетенно молчал. Стало понятно, почему Ханпэйта презирал условности вежливости и безусловные устои человеческих рангов. Он был вне этого. Он был тэнгу. Птица-демон. Воин гор. Он мог что угодно. Ханпэйта был последователем знаменитого богоподобного аскета Содзёбо и давним гостем дома князя Тоса, преподавал членам княжеской семьи воинские искусства уже несколько поколений, а сейчас по собственному желанию сопровождал своего бывшего ученика в поездках по стране.
— Играем по старым правилам, — сказал тэнгу. — Тот, кто дольше другого продержит мяч в воздухе, тот и выиграл. Проиграешь — я тебя убью.
— А если я выиграю?
— Будешь послан, — засмеялся Ханпэйта, забирая у Хисамаро мяч, — своей дорогой. Начнем, пожалуй.
Ханпэйта высоко подбросил мяч и, молодецки размахнувшись ногой, нанес по нему божественно мощный удар. Пыль кольцом разлетелась над дорогой, а мяч, с шумом рассекая воздух, разгоняя ворон, унесся в небо.
Хисамаро, раскрыв рот, смотрел в небо, на воронку в облаках, которую оставило в них исчезнувшее пятно мяча.
Ханпэйта сел на землю, скрестил ноги, снял с пояса флягу из двойной тыквы-горлянки, выдернул пробку и щедро опрокинул себе в рот.
— Выпьешь? — спросил он у Хисамаро. — Отличное сакэ.
Хисамаро угрюмо отказался.
— Знает ли достойный господин придворный десятого ранга, что когда-то вот так же тэнгу играли отрубленными головами поверженных врагов? — поддерживал увядшую по прошествии нескольких часов светскую беседу Ханпэйта.
— Я не знал, — грустно ответил Хисамаро. Солнце клонилось к вечеру, и он уже попрощался с жизнью.
— Можешь поверить мне, — произнес тэнгу. — Люди с тех пор сильно измельчали. При предыдущем правлении мне довелось играть на горе Курама с одним монахом, так он и дня не продержался.
— Дня? — мертвенно повторил Хисамаро.
— Пришлось запнуть его оторванную голову на седьмое небо, — Ханпэйта трескуче щелкнул клювом. — Поближе к Раю.
Так, за светской беседой, они и скоротали флягу до донышка, а день — до вечера.
Хлопающий удар заставил Хисамаро вскочить — это взлетел выше придорожного клена мяч, врезавшийся в дорогу после падения с неимоверной высоты. В пыли осталось выбитое мячом углубление.
— Что-то быстро, — проговорил Ханпэйта, с сопением вытягивая из тыквы остатки сакэ. — Наверное, архаты седьмого неба разозлились и пнули мяч обратно. Давай его сюда.
Тэнгу осмотрел мяч, проверил, целы ли швы, перехваченные кожаными шнурками, и бросил его Хисамаро:
— Давай, твоя очередь.
Хисамаро с тяжелым сердцем